– Ты не как следователь, а как заботливая бабушка.
– Опытный следователь знает: мозгу нужна глюкоза. Иначе будем, как те двое из «Места встречи», – голодные и злые без горячего супчика с потрошками.
– Кстати, о следствии, – я шлёпнул ладонью по конверту. – Шансов у нас всё меньше. Скорее всего, их уже и нет.
– Это почему же? – осведомился Илюша, макая хлеб в желток.
– Потому, – ответил я, вооружившись вилкой, как шпагой, – что на часах десятый час, а конверт не вскрыт. А ушлые трубокуры со вчерашнего съезда уже наверняка если не роют землю в поисках трубки Петра, чёрт бы его побрал, то копытом бьют точно.
– Значит, пора, – Илюша решительно взял конверт.
– Погоди, патологоанатом, – остановил я его, разливая по кружкам с надписью «Лучший журналист по версии мамы» кефир. – Для поднятия боевого духа.
Мы чокнулись.
– Есть гипотезы, что там? – спросил Илюша, осушив кружку.
– Карта, нарисованная кровью последнего владельца.
– Или шифр, написанный молоком.
– Не исключено, – я почесал подбородок. – Вскрываю?
Илюша драматично развёл руками, предоставляя мне право на этот исторический жест.
Я взял нож для масла и с нарочитой осторожностью, будто вскрываю не конверт, а саркофаг с проклятием фараона, надрезал край.
Тишина. Даже холодильник замолк. Я извлёк сложенный вчетверо лист.
– Ну? – Илюша подался вперёд так, что едва не ткнулся носом в яичницу.
Я несколько раз перечитал текст, прежде чем смог произнести его вслух:
В сердце творенья Петрова стою,
Где птица железная песню свою
В полдень играет по воле царей,
Там, где Нева бьёт о грани камней.
Когда первый луч озарит небосвод,
И тень великана путь укажет вперёд,
Там, где металл с камнями слились,
В узорах столетий навеки сплелись.
Сложите углы под ногой тех камней,
На возраст царя разделите скорей.
Где пушка гремит, ищи знак на граните,
К стрелке старинной свой путь устремите.
– Что за… – Илюша осёкся. – Стихи?
– Они самые, – усмехнулся я. – Чёртовы стихи. Похоже, наш таинственный автор питает к человечеству особую неприязнь.
– Скорее уж неприкрытое презрение, – поморщился Илюша.
– Qui nos despicit, ipse in tenebris ambulat, – произнёс я, машинально поправляя несуществующую тогу.
– Чего-чего?
– «Тот, кто нас презирает, сам блуждает во тьме», – перевёл я.
– И не поспоришь. Но это просто издевательство! – Илюша раздражённо швырнул листок на стол. – Теперь нам, значит, разгадывать поэтические ребусы? – его очки сползли на кончик носа, превратив его в карикатурного профессора.