«Эх, – в который раз думал Володин, – но страна же готовилась к войне! Да ещё на чужой территории!»
Сам Володин, выступая на собраниях, много раз говорил об этом рабочим, обсуждал с активом на планёрках да на партийных конференциях. А с какой гордостью он ходил на первомайские праздники, высоко над собой держа красный флаг! Он смотрел, как на парадах браво маршируют стройные шеренги солдат с начищенными винтовками, ползут грохочущие танки, катятся грозные пушки! А ещё все почему-то думали, что если случится война, то немецкий рабочий не будет воевать с русским. Его же погонят насильно, и простые немецкие труженики повернут оружие против своих же хозяев. А Красная армия обойдётся малой кровью.
Он не понимал, как так получилось, что Советская армия понесла тяжёлые потери, осталась без танков и самолётов, фашистам сдали Украину и Белоруссию. Враг оказался под Москвой.
Щемящая тоска заполнила сердце, разлилась по всему телу, отозвалась болью где-то под рёбрами.
Но сколько бы политрук ни терзал себя этими мыслями, ответа он не находил. А как он мог что-то объяснить Пантелееву, если сам перестал понимать, что происходит?
– Мы не бродим, – раздражённо бросил Володин, не зная, что ответить старшине, – а сражаемся…
– Да, – задумчиво протянул тот, смахивая с рукава шинели сосновые иголки, – только что-то никак мы врага не одолеем.
Политрук вспыхнул было, но тут же погас, как будто в лампочке оборвалась вольфрамовая нитка.
– Старшина, ты бы меньше языком болтал!
– Трепаться, товарищ политрук, и правда не положено, – с обидой проговорил Пантелеев, отшвыривая от себя кусок мёрзлой земли, – но своим умом жить не запретишь. Да и у кого мне спросить, как не у вас?
– Не наше это дело, старшина, разбираться сейчас в том, «что» и «почему», – Володин закашлялся, задрожал от ломоты в больном теле, пошевелил потрескавшимися губами. – Наше дело воевать. Бить фашистов, пока силы есть. Везде, где увидишь, там и лупить его!
– Так нечем же! – раздражённо произнёс Пантелеев, – патронов и гранат по пальцам пересчитать!
– Нечем? – зло прошептал Володин, запахивая на груди иссечённую осколками старенькую шинель. – А ты руками души его, зубами грызи. Немец ещё силен. Вот и прёт. Только ты, старшина, смотри шире. Если гадов здесь держим, на себя отвлекаем, в землю их кладём, значит, они вперёд не могут пойти. Сил у них нет.