Пантелеев хрустнул пальцами.
– Нам бы с бродом не промахнуться, товарищ политрук. Река здесь в ширину всего-то ничего. Да вода больно холодная.
– Не должны, – Володин приподнялся. – Лёшка сказал, здесь самое узкое место. Глубина небольшая. Кстати, где он? Ты, старшина, его береги. Он парень бедовый. Пропадёт не за понюшку табака…
Политрук хотел что-то ещё сказать, но в его груди что-то вдруг заклокотало, он, широко раскрывая рот, порывисто закашлялся, его плечи задрожали. Он сорвал с головы шапку, уткнул в неё лицо, заглушая кашель.
Лёшка прибился к отряду в конце зимы. Тогда окружённые части генерала Ефремова скрывались в Шпыревском лесу. Даже днём там было темно, как в печи. Высокие деревья смыкались вверху так плотно, что закрывали небо.
Бойцы набрели на сожжённую карателями деревню. От мрачного пепелища несло горечью и смрадом. Из сугробов торчали останки печных труб, обгоревшие и обуглившиеся брёвна. В овраге валялась убитая лошадь, её чёрно-коричневые внутренности вылезли наружу и застыли студнем. Ветер доносил смрад разлагающейся плоти. Голодные люди, схватив ножи, накинулись на тушу, срезали гниль, смахивая белых извивающихся червей, нарезали мясо на куски, развели костёр, поставили на огонь чугунки, забитые снегом.
В это время на краю оврага, за кустарником, кто-то заметил мальчишку с торчащими во все стороны волосами, точно у осеннего репейника, с поседевшими висками. На его узких плечах висел обтрёпанный мужской пиджак, под ним – рваные штаны с видневшимися синими коленками, в грубых, разбитых ботинках на босу ногу. Одичавший, он дрожал от холода и настороженно смотрел исподлобья большими широко расставленными глазами. Это был Лёшка.
Его позвали, одели, накормили, поручили заботам пожилого, сутулого завхоза отряда дяди Васи, мастера на все руки. Он мог починить сапоги, исправить лошадиный хомут, сшить штаны и смонтировать деревянную подставку для пулемёта.
Дядя Вася, пошевеливая пушистыми усами, нагрел воды в котле, в палатке вымыл мальчишку в большом ведре. Качая головой, вылил под дерево грязную воду, пахнущую чем-то кислым. Укрыв своей шинелью, уложил подростка спать, вложив в его ладошку замызганную, каким-то чудом сохранившуюся карамельку.
Позже в отряде узнали, что в начале зимы каратели сожгли Лёшкин дом в деревне Богородицкое вместе с матерью и двумя младшими братишками. А он спасся. С хромым отцом, у которого был белый билет и освобождение от военной службы по инвалидности, они в тот день, услышав, что должны прийти немцы, ушли за тридцать километров в соседнюю деревню Староселье. Отец боялся, что немцы их угонят на работы в Германию.