Доктор Сунь похлопывал меня по «больной» щеке, он выглядел довольным собой, а потом его ассистент провожал меня с матерью до дверей, туда, где моя мать заранее успевала положить несколько красных банкнот в большую зеленую фарфоровую чашу, до краев наполненную деньгами.
Однажды доктор Сунь исчез, клиника закрылась, и я так и не узнал почему, но это было так, словно моему механизму выживания резко перекрыли кислород. Мать сказала мне, что сеансы закончились и теперь нам придется справляться своими силами. Так что мне ничего не оставалось, как продолжать работу самому. Большим и указательным пальцами под носом, под подбородком, за ухом – постепенно я привык ежедневно себя массировать. В Китае союз «голова – сердце – тело» сродни понятию Троицы у католиков. Никто толком не знает, как сообщаются эти священные сосуды, но все это чувствуют.
Однажды я вслух спросил, кем стану, когда вырасту, – мне было десять лет, я только что доел бульон с вермишелью, пробило шесть часов вечера, – и тогда дедушка вышел из прострации и сказал, встав за моим стулом: «Ни к чему спрашивать себя, кто ты или кем станешь, ты выдумываешь идеи, а это просто миражи в твоей пустыне; иди, наблюдай, шевелись! Ты должен чувствовать только одну вещь, она здесь, она в твоих глазах, но также и в том, что ты выберешь видеть, она предрасполагает нас все вынести и все понять, она впереди, и нам надо только следовать за ней, она – союз земли и неба. Эта действительность столь же материальна, сколь и духовна, это энергия, преображающаяся в надежду, и поэтому следует молчать».
Как это рискованно – писать автопортрет и желать рассказать о своей жизни! Почему же я так хочу это сделать – я, унаследовавший уважение к молчанию и культ скромности? Наверное, чтобы позволить вам поверить в чудеса или в то, что в моей культуре называется юань фэнь – предначертанная встреча, угодная небесам. Не где-нибудь, а в Париже произошла «та самая встреча», когда что-то или кто-то зовет вас и вы, отвечая ему, слышите собственный крик, тот, что сдерживаете в горле с самого начала, как воду в шлюзе, но он выдает вас в вашей манере держаться или ходить.
В Париже и я стал тем самым, кого всегда слышал в себе в мои спокойные ночи. Мой внутренний призрак улыбнулся мне, лицо расслабилось, как тело на пляже, и я словно танцевал с волнами под защитой предвечернего солнца. В Париже что-то во мне смягчилось; и, по мере того как я пробирался сквозь жилистую мускулатуру улочек, я вынырнул, как пловец, из ледяной глубины к тому сладостному восприятию себя, что было дано мне сюрпризом.