– Давай, сынок, – повторял я, поднося чашку к его губам. – Просто маленький глоток. Вот так…
И снова взмах руки, снова вода на полу.
Что-то лопнуло внутри меня. Я схватил его за плечи и встряхнул.
– Да что с тобой такое?! – закричал я ему в лицо. – Почему ты не можешь сделать такую простую вещь?!
А потом я ударил его. Не сильно, скорее шлепок по руке, но от осознания того, что я сделал, меня словно обожгло. Валера не заплакал – он вообще редко плакал. Он просто замер, глядя куда-то сквозь меня тем особенным отсутствующим взглядом, который я так отчаянно пытался изменить.
Я отпустил его и сел на пол, чувствуя, как из глаз текут слёзы. Что я наделал? Как я мог?
– Прости меня, – шептал я, обнимая сына, который оставался безучастным к моему отчаянию. – Прости, пожалуйста. Я больше никогда… Клянусь тебе, никогда…
Но я нарушил эту клятву. И не раз.
Годы сливались в бесконечную череду попыток и неудач. Маленькие победы – Валера научился сам одеваться к семи годам – перемежались с долгими периодами застоя. Вера держалась удивительно долго. Десять лет мы справлялись вместе, поддерживая друг друга, сменяя друг друга, когда силы одного иссякали.
А потом она заболела. Рак поджелудочной, четвёртая стадия. Всё случилось так быстро – диагноз, химия, ремиссия, рецидив… Через полтора года её не стало.
И я остался один. С двенадцатилетним сыном, который не говорил, редко смотрел мне в глаза и, казалось, существовал в каком-то параллельном измерении.
– Теперь только ты и я, сынок, – сказал я ему в ночь после похорон Веры. Мы сидели в его комнате, я читал ему перед сном, как делал каждый вечер с тех пор, как он родился. – Мы справимся, правда?
Валера смотрел в потолок, не моргая. Я не знал, слышит ли он меня, понимает ли. В тот момент я отдал бы всё за один осмысленный взгляд, одно ответное слово.
Срывы стали чаще. Я ненавидел себя за них, но не мог остановиться. Усталость, отчаяние, одиночество накапливались и прорывались внезапными вспышками гнева. Я мог накричать на него за разлитый сок или сломанную вещь. Мог сильно схватить за руку, когда он часами раскачивался, не реагируя на мои просьбы остановиться. Однажды даже толкнул его на кровать, когда он в очередной раз разбросал все вещи в комнате, уничтожив мои многочасовые усилия по наведению порядка.