Леон не отрывал взгляда от того клочка грязи за окном. Он прижал ладонь к стеклу сильнее, как будто пытаясь коснуться ускользающего призрака, запечатать миг. Но на том месте, где она стояла секунду назад, теперь была только большая, мутная лужа. И в её неровной, дрожащей от падающих капель поверхности, как в кривом зеркале, отражалось низкое, свинцовое небо – равнодушное, бесконечное, вечное. Ничего больше. Только небо в луже. Взгляд, обращённый в никуда, ставший всем.
Леон чувствовал, как веки становятся тяжёлыми, словно кто-то положил на них тёплые монеты.
Он не осознал момента засыпания.
Пространство вокруг растеклось, как акварель под дождём. Внезапно он сидел не в «Икарусе», а в вагоне метро – том самом, где познакомился с Анной десять лет назад. Похожий запах – металла, кожи и чьих-то духов с нотками груши. Та же дрожь колёс под ногами. Только теперь вагон был пуст, если не считать тени в дальнем углу – высокой, безликой, слегка покачивающейся в такт движению.
Тень отделилась от стены и стала приближаться. Леон понял, что это не Анна. Не Элиза. Это было нечто в пальто, сшитом из карт – он различал очертания материков на складках, красные линии маршрутов вместо швов. Существо село напротив.
– Ты забыл главное правило, – прошелестело оно голосом скрипящего пера.
– Какое? – собственный голос эхом отражался от стен.
– Что на каждой карте есть место, которое нельзя нанести. Твоё пятно слепоты.
Глава 2. Отель '
Последний приют
'
Эпиграф:
Отель, где остановилась Вечность,
выдаёт ключи из кости.
Комната №13-
это дыра в ткани Завтра.
Не стучите.
Не беспокойте.
Там уже живёт
ваше вчера.
Конечная! На выход! – Скомандовал водитель.
Леон, вырванный с оков сна, повинуясь властному голосу, вышел из автобуса, и тот фыркнув клубом выхлопных газов, оставил его в неизвестности. Леон осматривался по сторонам, но как не силился вспомнить, это место не было ему знакомо. Тишина была плотной, почти осязаемой, нарушаемая лишь шелестом какого-то сухого бурьяна да далёким, тоскливым воем собаки.
Средь густого леса стоял он. «Последний Приют». Двухэтажное здание казалось не просто старым, а искажённым самим временем. Оно заметно накренилось от своей, будто земля под ним когда-то глубоко вздохнула от усталости. Каждый кирпич его фасада был испещрён сетью глубоких трещин. Они расползались жилистыми паутинами, напоминая не столько следы разрушения, сколько замысловатые узоры на высохшем русле времени. Вывеска, некогда сиявшая позолотой надежд, теперь походила на проржавевшую, покорёженную раму, обрамляющую пустоту – зеркало, в котором давно уже не отражалось ничего, кроме забвения.