Дверь скрипнула протяжно, как стон, нехотя пропуская его внутрь. Воздух в вестибюле ударил в лицо – густой, спёртый, сладковато-гнилостный. Это был тяжкий коктейль из вековой пыли, въевшейся в каждую щель. Старого церковного ладана, застывшего в неподвижности. Сырости отпадающей штукатурки. Это был запах умирающего места. Пылинки танцевали в единственном луче света, падавшем из-под высокого, грязно-зеленого абажура на стойку регистрации. Сама стойка была завалена грудой пожелтевших, хрупких газет – хроник давно минувших дней. Свет лампы выхватывал из полумрака только руки человека за стойкой. Длинные, бледные пальцы с тихим постукиванием, перебирали чётки. Бусины были темные, матовые, явно костяные, холодные на вид.
– Приветствую вас месье, в«Последнем Приюте» всегда рады постояльцам. Желаете снять комнату? – Голос прозвучал негромко, сухо, как шелест тех же газет.
Он принадлежал худощавой фигуре, скрытой в глубокой тени за стойкой. Лишь смутно угадывались очертания бархатного пиджака. Лицо оставалось неразличимым пятном, сгустком тьмы.
– Здравствуйте, на одну ночь, пожалуйста – ответил приезжий, и его собственный голос показался ему искажённым.
– Сейчас почти все номера свободны, – произнёс теневой человек, и пауза после этих слов повисла тяжелее, чем запах в воздухе. – Кроме тринадцатого. – Он выдвинул ящик стола и в его руке возник ключ.
Не просто ключ, а тяжёлая, массивная железная бляха с выбитой потускневшей цифрой «7», прикреплённая к тусклому, холодному металлу. Ключ упал на стойку с глухим, окончательным стуком.
– 13-й номер занят. Занят.... Вечностью.
Фраза прозвучала не как предупреждение, а как констатация неоспоримого, древнего факта. Леон, казалось, уловил на мгновение слабый отсвет от зелёного абажура в его тёмных глазах.
– Так, сколько с меня за номер… мистер…
– Прошу вас, зовите меня Себастьян. Вы всегда можете ко мне обратиться, коли возникнет такая потребность. – отозвался теневой человек из-за стойки, и имя прозвучало неожиданно мягко, почти нежно, контрастируя с окружающим мраком. – Цена номера договорная, для всех по разному, а также, позволю себе заметить, есть возможность что вы тут пробудете несколько дольше одной ночи.
Когда он двинулся навстречу, выходя из-под зелёного ореола лампы, Леон увидел его хромоту. Старик опирался на трость с набалдашником в виде стилизованного глобуса, но это не помогало: левая нога, казалось, была не частью тела, а мёртвым грузом. Она волочилась за ним по пыльному полу гостиничного вестибюля, оставляя отчетливую, непрерывную борозду. “