– Письма. Все эти письма. Карты наших поездок… – Голос дрогнул, и капли с её пальцев участились. – Даже ту проклятую фотографию на пляже… Ты носишь их с собой. Как святыни? Нет. – Её голос стал, ледяным и безжалостным: – Ты носишь смерть как компас. Она твой единственный ориентир.
Леон содрогнулся. Слова били в саму суть его существа, обнажая гниющую рану, которую он так тщательно скрывал даже от самого себя.
– Я не могу… – выдохнул он, голос его сломался. – Просто… взять и сжечь… всё… Это же… ты…
Её фигура содрогнулась, как будто пронзённая невидимым ветром. Контуры стали расплываться, мерцать, как пламя свечи на сквозняке. В тех самых глазах, огромных и бездонных мелькнуло нечто нечитаемое: то ли бесконечная жалость, то ли горькое разочарование.
– Ты боишься! Ты веришь, что забыть боль – значит забыть меня? Что если боль уйдёт, от меня не останется ничего? Ни следа? – В её голосе, звучавшем теперь только из её дрожащих губ, слышалась невыносимая усталость вечности. – Так ты превращаешь нашу любовь… в мавзолей. Из страха.
Она сделала неуверенный шаг вперёд. Ледяное сияние, исходившее от неё, стало невыносимым. Мокрая, тяжёлая рука медленно поднялась. Леон не отпрянул. Он замер, парализованный ужасом и странным, мучительным желанием прикосновения – даже такого. Её пальцы, холодные как глубины океана, коснулись его лба.
Холод. Не просто холод, а абсолютный ноль. Ледяная игла вонзилась сквозь кожу, плоть, череп, прямо в мозг. Онемение пронзило всё тело, вытесняя воздух из лёгких. Зубы застучали мелкой дрожью.
– Послушай… – её шёпот был теперь внутри его черепа, вибрируя в заледеневших костях. – Есть места… за границами понимания. Где карты твоего разума, карты всего человеческого знания… бессильны. Они рвутся там также легко, как паутина. – Её взгляд, казалось, проникал сквозь стены отеля, в самую глубь ночи. – Там дороги не чертят циркулем. Их рисует… ветер. Слепой, свободный, неумолимый. И компас там… – её пальцы дрогнули на его лбу, усиливая ледяное жжение, – …твой компас смерти… он покажет только одно направление. В пропасть. Где…
Фраза оборвалась. Её форма задрожала с новой силой, стала прозрачной, как дым над водой. Капли перестали падать. Архипелаг на полу начал медленно бледнеть, впитываясь в дерево. Холод от её прикосновения оставался, как клеймо, но сама Анна растворялась в воздухе комнаты, унося с собой конец фразы и оставляя Леона стоять в ледяном одиночестве на берегу исчезающих островов его горя.