Скрипнула рогожа. В землянку, сгибаясь, вошел мужчина. Высокий, но ссутулившийся, с лицом, изборожденным морщинами и безысходностью. Марк. Отец. Его глаза, тусклые и усталые, встретились с взглядом Алексея.
«Очнулся», – хрипло произнес Марк, без тени радости. Просто констатация факта. «Слава Тьме, не помер. Борис уже лютует. На ноги, Лекс. Держись. Не дохни.»
Алексей хотел что-то сказать. Спросить. Завопить: «Кто я? Что это за место?» Но язык не повиновался. Только слабый стон вырвался из пересохшего горла. Марк бросил ему кусок черствого, заплесневевшего хлеба.
«Жри. Силы нужны.»
Хлеб был твердым, как камень, и горьким от плесени. Алексей грыз его, чувствуя, как крошки царапают горло. Силы… Какие силы? Тело было пустым сосудом, наполненным только болью и страхом. Он дополз до деревянного ушата с водой у входа. Вода была мутной, с плавающими соринками. Он зачерпнул горстью, с жадностью глотнул. Жидкая грязь. Но пить хотелось невыносимо.
В землянку протиснулась женщина – Арина. Кашель сотрясал ее худое тело. Она кивнула Алексею, в ее глазах мелькнуло что-то вроде облегчения, но тут же погасло, задавленное привычной апатией. За ней, прячась за материнскую юбку, заглянула Катя. Глаза-блюдца, полные немого ужаса.
«Вставай, сынок,» – прошептала Арина, снова закашлявшись. «Борис… он сегодня злой. Не дай повода.»
Повода? Само существование здесь было поводом для побоев. Алексей (Лекс!) поднялся. Мир поплыл перед глазами. Он схватился за сырую стену землянки, чтобы не упасть. Ноги дрожали. Каждое движение отзывалось болью в мышцах, которые он не помнил, чтобы у него были. Он вышел наружу.
Утренний воздух был свеж, но не чист. Его пропитывали запахи навоза, дыма и немытого человечества. Деревня… скопление жалких, покосившихся лачуг и землянок, утопающих в грязи. Люди – тени в лохмотьях, с потухшими глазами, молча бредущие к краю поселения, где начинались бескрайние поля Барона Годрика. Серое небо низко нависло над серой землей. Ни цвета, ни надежды.
В центре, у колодца с тухлой водой, стоял Борис. Управитель. Толстый, как боров, с багровым лицом, потным и злым. На поясе – короткая, но толстая плеть с узлами. Рядом с ним – двое подручных, таких же тупых и жестоких, с дубинами.
«Шевелитесь, твари!» – рявкнул Борис, и его голос, хриплый от утреннего хмеля, заставил людей вздрогнуть и ускорить шаг. «Солнце встает, а вы, сволочи, еще сопли жуете! Урожай сам себя не соберет! Марк! Твой выродок очухался? Пусть тащится, а не сдохнет – его долг еще не отработан за лечение!»