– Мама, смотри, как я могу! – выкрикивает Ася главную фразу каждого ребенка (не всего ли человечества вне зависимости от возраста?) и бежит к дощатой горке.
Лиза садится на скамеечку, поправляет полы светло-голубого шифонового платья. Сегодня ветрено, и Лиза надела свитер прямо под него. Она пожалела об этом почти сразу: когда ветер стихает, солнце прокаливает все вокруг за мгновения, но из-под платья свитер не вытянуть. Лиза кажется под слоями одежды просто огромной, но это ее почти не беспокоит. Напротив, по многолетней привычке она всегда покупает вещи на размер или два больше, чтобы они не обтягивали, – фабрики даже исламской одежды не учитывают это и шьют узко. Вообще все турецкие абаи для покрытых женщин хорошо садятся только на высоких, тонкокостных и плоскогрудых, хотя турчанки обычно низенькие. Лиза так и не поняла, в чем секрет такой размерной сетки. Но сейчас в моде оверсайз, это позволяет легко подобрать свободные туники и худи.
Лет пятнадцать назад в Европе Лиза рассматривала африканку в малиново-изумрудном платке и балахоне ярчайшей радужной расцветки. И ей смутно казалось, что у этой женщины другая анатомия, наверное, раз она так упакована в ткани. Тогда Лизе и пригрезиться не могло, что потом она станет мусульманкой и будет сама выбирать себе первый палантин.
В воздухе аромат зацветающей сливы, апельсинов, мушмулы. Где-то рядом шипит кошка, дети визжат на качелях, далеко в море шумит катер. Ася катается с горки, и Лизу вдруг пронизывает дикий ужас. Она замирает в беспомощности, оглядывается: нет ничего, что бы могло ее напугать. Но она не может остановить волну паники, будто ее жизни ровно в эту секунду угрожает что-то большое, злое, рассерженное. Она вскакивает со скамейки, идет к Асе, и страх рассеивается. Обученная технике самопомощи при панических атаках, она вспоминает: назови то, что видишь, назови то, что слышишь, назови то, чего ты касаешься. Песок, сливовые деревья, клумбы, качели, металлические ступеньки. Шелестит ветер, шипит кот, мяукает котенок, из ресторана через улицу доносится плотный голос: «Юксек сёйле дуямадым, гельди, гечти, сорамадым» [16]. Громче говори, громче, громче, мое потерянное чувство, я тебя уже не слышу. Земля под ногами, жар внутри, небо над головой.
Лиза возвращается к скамейке, и ужас говорит громче – громче ветра, громче звериного шипения, громче урагана. Это вновь будто бы не ее чувство, ее тревоги приходят иначе, они здороваются и нарастают, как схватки. «Миу», – стонет котенок позади. Лиза перегибается через спинку скамьи и видит, как большой черный кот шипит на крошечного рыжего котенка. Котенок боится и еле мяукает, зовет маму, должно быть, но мама не приходит. Лиза шикает на кота, отгоняет его, обходит скамейку и садится на корточки рядом с котенком. Он еще не умеет бояться людей и дает себя погладить: миу, мур, мяу. Страх покидает Лизу: чем спокойнее становится котенок, тем легче и ей. Что с тобой случилось, малыш? Где твоя мама?