женщины дышат, откусывают липкую пахлаву, варят кукурузную кашу, обжигаются скворчащим маслом, жаря ласковые эчпочмаки. Чьи-то дочери, иногда жены, иногда матери собирают на столе пазл завтраков, обедов и ужинов, то из десяти деталей, то из пятидесяти. Это простые движения, нетрудные состыковки – пришвартовать оливки, оросить лимонным соком поля лахмаджуна
[14], надломить лепешку по пунктиру. Батоны на турецком берегу похожи на вату, пекари пытаются копировать деревенские французские багеты, но дарят хлебу слишком много воздушности, слишком много любви, и буханочка задыхается в нездоровых отношениях со страстным турком-пекарем. Лиза часто печет хлеб сама, ей нравится обминать цельнозерновое тесто для каравая. Домашний хлеб на столе сразу придает всему чудное свечение, как будто луна раскололась лишь недавно, и никто никуда от нее не уходил, и мама не высмеивает ее платки, и к окну клонится горячая жакаранда
[15].
Положив на две тарелки сырники из почти несоленого творога, Лиза ставит их на стол, наливает айран, в центре уже ждут баночки с клубничным и абрикосовым вареньем, каймак в прямоугольном пластиковом контейнере и нутелла в банке. Она раньше стеснялась своей пролетарской привычки ставить на скатерть продукты в магазинных упаковках, но перекладывать всегда забывала. В университете на нее еще действовал аргумент бабушки: как мы заправляем кровать каждое утро, потому что того требуют приличия, так и переносим масло в масленку, сыр в сырницу, а варенье – в розетки. Но с рождением Аси она перестала заправлять постель по утрам: зачем в доме лишняя суета и хлопоты с непонятным назначением. А варенье может и в банке постоять.
Пока Ася (не Анастасия, а Асия) собирает бело-желтые домики из лего-кубиков, Лиза проводит короткий урок о посте, до священного месяца остается всего ничего. Ее ученицы собираются со всего мира, в основном казашки и татарки. Многие ее старше и явно успешнее в быту, наверняка они подают масло исключительно в масленках и со специальными ножами-лопаточками. В начале каждого урока есть несколько минут, когда Лиза ощущает, как странно, что она учит тех, к кому сама бы с радостью пошла на ручки. Но слабость уходит, она подключается к эфиру и начинает урок: «Мы с вами остановились на нарушениях поста, которые не требуют искупления, хотя пост все равно нарушается», – и ее голос обретает уверенность с каждой минутой.