Ведь где-то недалеко от этой залитой солнцем улицы росла белая акация, на ветке которой однажды висело тело женщины, так что, возможно, мой наряд был не столь чужд этим местам.
Я склонилась в салон машины, приложила ладонь к потертой куртке и обратилась к Саре. Безмолвно, больше для того, чтобы успокоить собственные нервы. Я здесь. Я обо всем позабочусь. Затем я резко отстранилась и захлопнула дверцу.
Сары больше нет. Я обещала вернуть ее домой. Две аксиомы, определяющие сейчас мою жизнь. Да и не отсиживаться же в квартире. Ни секунды это не казалось мне верной стратегией.
В последний раз я пыталась скрыться, когда мне было пять. Крошечный чулан, жестокая женщина и старый игрушечный клоун, бессильный защитить обнимающую его маленькую девочку. Несколько часов я просидела неподвижно в тесном углу, игнорируя позывы мочевого пузыря и покалывание в затекающих ногах. Обнаружив это убежище, приемная мать выхватила клоуна из моих слабых рук. В гневе она разрывала игрушку на мелкие части. Белые хлопья набивки опускались на мое запрокинутое заплаканное лицо, словно снег. Они прилипали к ресницам и губам, и я навсегда запомнила вкус свалявшейся ваты. Когда от клоуна ничего не осталось, меня резко подняли и поставили на негнущиеся, едва державшие онемевшие ноги.
Но чувствительность вернулась к ним очень скоро. Когда начались побои.
С того раза я навсегда перестала прятаться. Любые угрозы встречала лицом к лицу и справлялась с ними. Точно так же я разбиралась с проблемами Сары с тех самых пор, как она появилась в моей жизни.
И я открыла дверь закусочной, ожидая проблем. Более того, втайне надеясь их найти. Мне так хотелось дать Вселенной ответную оплеуху – похлеще удара Джейсона Мьюза, прилетевшего мне много лет назад на школьном дворе. Но за порогом обнаружились лишь густой запах бекона, официантка, мечущаяся среди «толпы» людей за тремя столиками, и молодой мужчина на табурете у стойки. Пройдя мимо него к дальнему столику, я села, повернувшись лицом к двери и прислонившись к стене. В ожидании официантки я вертела в руках сахарницу. Щелканье скользящей металлической крышечки успокаивало, пока не обнаружилось, что она отражает мое лицо с таким же искажением, как поверхность урны вчера.
В кого я превратилась теперь, когда Сары не стало? Когда мы встретились, мне исполнилось одиннадцать, и я была полностью сосредоточена на том, чтобы пережить текущий день. И это обостренное чувство самосохранения мгновенно расширилось, распространившись на хрупкую девочку, в которой был заключен мой мир.