Это был голос Джейкоба Уокера. Я не вздрогнула. Даже когда его мозолистая ладонь легла на мои пальцы, стиснувшие корзинку. Но это меня и не успокоило. Успокаиваться я не хотела и не могла. Он как бы невзначай помог мне ослабить хватку, заговорил безмятежно и непринужденно, словно перед ним не грозил вспыхнуть конфликт. Одной рукой он забрал корзину, а другой направил меня в сторону открытой дверцы джипа, стоявшего у тротуара на холостом ходу.
На память пришел аккуратный жест в кафе, когда Уокер отодвигал табуреты, освобождая дорогу Бабуле. И то, как он резко переменился, приготовившись защищать нас от опасности в саду диколесья. Неужели я была похожа на оборванный стебелек лаванды? Неужели он протягивал руку затем, чтобы Мун меня не растоптал?
Мун смотрел, как Уокер сопроводил меня на пассажирское сиденье, но ничего не сказал.
– Дьявольские товары можете бросить назад, – предложил Уокер.
Вместо этого я оставила корзинку на коленях, а пока он садился в водительское кресло, к машине с моей стороны подошла Лу. Я повернулась и встретила ее тяжелый взгляд. Биолог пытался сгладить ситуацию, сгладить которую было невозможно.
Иногда тени, преследовавшие меня повсюду, играли со мной, но иногда они буквально кричали.
– Те женщины беременны, Лу. Все. Все до одной.
Впрочем, я могла и не говорить об этом. Она и так это знала. Все знали. Не мог же весь город упустить из виду в разной степени округлившиеся животы под платьями женщин. Женщин? Да некоторых из них даже называть так было еще рано. Но углубляться в нюансы не следовало. Как я обнаружила, у некоторых горожан мой поступок вызвал уважение. А у некоторых – страх.
– Дьявол не в твоей корзине, – ответила Лу. – Он открыто ходит мимо моей мастерской, когда в город наведываются сектанты.
Я взглянула на несколько пучков из трав, остававшихся в корзине после утренних доставок. Аромат розмарина и мяты щекотал мне ноздри. Глаза все еще были широко раскрыты и не моргали. Может, после такого они потрескаются, как земля после засухи. А может, я вообще не смогу теперь моргать. Стайка беременных женщин уже возобновила движение. Преподобный Мун вернулся на свое место в хвосте процессии. Что исповедовали и кому поклонялись в этой секте? Внезапно стало тяжело отказаться от мысли, будто меня отбросило в далекое прошлое. Сара не зря предупреждала, что женская свобода в нашем обществе – иллюзорна. Неужели она росла, осознавая, что с женщинами – и даже с совсем юными девочками – обращаются подобным образом?