На обратном пути, проходя мимо церкви, она заметила старика. Он сидел на каменной скамейке у стены, завернутый в потертое пальто, несмотря на прохладу. В руках он сжимал бутылку в коричневом бумажном пакете. Его лицо, покрытое глубокими морщинами и щетиной, было землистого цвета, глаза мутные, но когда они упали на Эмили, в них вспыхнул странный, лихорадочный блеск. Он что-то забормотал себе под нос, потом помахал ей грязной рукой.
Эмили хотела пройти мимо, но что-то остановило ее. Отчаяние? Жажда хоть какого-то честного слова?
– Бонжур, – сказала она осторожно.
Старик захохотал. Хрипло, неприятно. Потом резко замолк и наклонился вперед, его запах – дешевого вина, немытого тела и чего-то больного – ударил в нос.
– Tu es venue… Ты пришла… – прошипел он. Голос был хриплым, слюнявым. – Comme les autres… Как другие… Глупая пташка в паутину. – Он ткнул грязным пальцем в сторону «Ла Гранж Нуар». – Ils savent. Они знают. Ils regardent. Они смотрят. Toujours. Всегда.
Эмили почувствовала, как холодеет кровь.
– Кто знает? Кто смотрит? ЛеКлеры?
Старик снова захохотал, захлебываясь.
– Tous! Все! La terre… les pierres… les arbres… Земля… камни… деревья… И Lui. Он. Celui qui Attend. Тот, Кто Ждет. Sous la maison… Dans le bois… Под домом… В лесу… – Он вдруг вскочил, его глаза расширились от ужаса. Он огляделся по сторонам, словно боясь, что его услышали. – Fuis! Беги! Tant qu’il est temps! Пока не поздно! Avant que la lune… Прежде чем луна… – Он не договорил, схватил свою бутылку и, бормоча что-то невнятное, заковылял прочь, скрывшись за углом церкви.
Эмили стояла как вкопанная. Сердце бешено колотилось. Тот, Кто Ждет. Под домом. В лесу. И этот панический ужас старика… Он был настоящим. Непритворным. Это не было паранойей сумасшедшего алкоголика. Он боялся. И знал что-то.
Она поспешила обратно к дому, чувствуя, как спину пронизывают десятки невидимых взглядов из-за закрытых ставень. Они смотрят. Всегда.
«Ла Гранж Нуар» встретил ее мрачным молчанием. Она заперла ворота и дверь дома, словно это могло защитить от чего-то. Корзина с едой от ЛеКлеров стояла на кухонном столе, как неразорвавшийся снаряд. Она отнесла ее в самый дальний угол кладовки. Не притронется. Не может.
День клонился к вечеру. Туман сгущался, превращаясь в холодную морось. Эмили попыталась заняться хоть какой-то уборкой в холле, больше для того, чтобы отвлечься. Но каждое движение, каждый звук казались слишком громкими в этой гробовой тишине. Мысли возвращались к старику. К его словам. К подвалу.