Сейчас Ветер-шалун заигрывал с ней. Он дерзко трепал угол ее бирюзового платка, где серебряная нить, стежок к стежку, сложилась в гордый силуэт парящего сокола. Стоя на гребне бархана, податливого, как тело спящего зверя, Самира подставляла лицо его теплым, щекочущим ласкам. Внизу, у кромки чахлого оазиса, который они звали Семью Пальмами, теснились их шатры – шары из беленой кожи, натянутой на легкий каркас, похожие на гигантские лунные грибы, вросшие в песок. Воздух дрожал от мириадов звуков: резких детских вскриков, недовольного блеяния коз, скрипа кожаных ремней упряжи, но над всем этим царил мерный, мелодичный перезвон сотен бронзовых и серебряных колокольчиков. Они висели на шестах у каждого шатра, чуткие к малейшему движению воздуха, – вечные стражи Аль-Рийх, их уши и голос. Их песнь была колыбельной и боевым кличем, саундтреком ее жизни, таким же неотъемлемым, как удары ее собственного сердца.
Самира прикрыла веки, вбирая Ветер в себя, позволяя ему раствориться в крови, стать продолжением ее воли. Легчайшее усилие, почти не мысль, а ощущение – и воздух вокруг нее сгустился, завибрировал, закрутился тугим жгутом, поднимая мириады золотистых песчинок и сухие, похожие на пергамент, листья пустынного тамариска. Воздух стал послушен, как хорошо обученный конь, он изгибался под невидимыми поводьями ее желания. Она могла бы – о, да! – сорвать с цепи настоящую бурю, выпустить на волю песчаного джинна, что дремал в ее душе. Могла бы взмыть в небо, оставив внизу все тревоги и обязанности. Но сейчас она лишь играла, репетировала свою силу, как музыкант пробует струны перед выходом на сцену. Это было пьянящее чувство – почти всемогущество. И почти страх перед ним.
«Самира. Осторожней». Голос отца ворвался в ее мысли бесплотным эхом, принесенным тем же Ветром, что она только что приручила. Он редко звал ее по имени, чаще – «Дитя Ветра», «Соколенок». Значит, дело серьезное. «Не трать искры попусту. Шахмал, Отец Вздохов, меняет свой нрав».
Она неохотно развеяла свой маленький смерч. Отец прав. В воздухе уже чувствовалось едва уловимое напряжение, предвестие хамсина – сухого, яростного ветра, несущего слепящие тучи красноватой пыли. Время перекочевки. Снова собирать шатры, снова гнать стада по выжженной земле, снова вглядываться в горизонт в поисках спасительной зелени оазиса. Вечное движение. Вечный поиск. И вечная, изматывающая вражда с Аль-Рамль, детьми неподвижного, тяжелого песка.