Они свернули в знакомый двор. Там, на лавочке, когда-то он читал ей вслух стихи, а потом рассматривал облака, придавая им нелепые формы.
– Смотри, облако в форме утюга, – говорил он, – а вот то – будто крокодил с крыльями.
Валентина остановилась. Глаза её поднялись вверх – небо было ясным, лёгкие перистые облака медленно плыли в вышине.
– Он бы сейчас сказал, что вот то облако – это я, с растрёпанными волосами, – произнесла она с горькой улыбкой. – А следом придумал бы историю, как мы все летим на нём на Марс…
– Прекрасная история, – сказала мама, беря её за руку. – Значит, она всё ещё жива в тебе.
Они немного постояли. Валентина чувствовала, как земля под ногами становится устойчивее. Как ветер больше не режет, а касается. Как в груди всё ещё тяжело – но уже не пусто.
– Мне страшно, мам, – вдруг вырвалось у неё. – Страшно, что я когда-нибудь привыкну к тому, что его нет.
– А ты и не обязана привыкать, – ответила Зинаида. – Ты просто научишься жить так, чтобы он жил внутри тебя. В памяти. В сердце. В каждом шаге.
Они снова пошли.
И каждый шаг, несмотря на боль, был всё же движением. Сквозь тьму. Сквозь память.
К жизни.
– Тебе надо уехать, – сказала мама после долгой паузы. Её голос прозвучал мягко, но в нём звучала та внутренняя решимость, которой Зинаида Николаевна не теряла ни в одни трудные времена.
Они сидели на скамейке во дворе, согретые вечерним солнцем. Вокруг плыли тихие звуки жизни: кто-то вел ребёнка за руку, кто-то выгуливал собаку, где-то во дворе глухо гремел бас из открытого окна. Всё было… как обычно.
И от этого Валентине становилось невыносимо.
Она чуть повернулась к маме, уставившись в трещину на асфальте под ногами.
– Уехать?.. – эхом повторила она. – Но… куда?
Словно даже эта простая идея звучала чуждо.
Уехать – значит признать, что здесь, в этих стенах, в этих улицах, в этих звуках и тенях – ничего больше не держит. А ведь здесь он был. Здесь звучал его смех. Здесь тень от его пальто всё ещё, казалось, затаилась в углу.
Мама смотрела на неё с терпением.
– Ко мне.
Простая фраза. Почти будничная. Но Валентина вздрогнула.
– Ко… тебе? – переспросила она, как будто не верила, что такое возможно.
В её памяти всплыла родительская квартира: просторная, с балконом, занавесками, пропитанными запахом утреннего кофе, книгами на каждой полке и вечно щебечущим чайником. Там было безопасно. Там когда-то была она – другая, молодая, живая.