Закрыла блокнот. Смотрела в окно, на бегущий пейзаж.
И вдруг – неожиданно для самой себя – заплакала.
Не от грусти. Не от страха. Не от жалости к себе.
Слёзы текли сами, горячие, освобождающие.
Просто потому, что можно. Потому что никто не видит и не спросит: «Что случилось?»
И потому что, наверное, я всё-таки жива. Жива, раз ещё способна чувствовать эту боль и это облегчение.
И это было самое важное открытие за последние десять лет.
Глава 2. Дом, который молчит
Дом встретил меня тишиной.
Не той уютной, что пахнет свежей выпечкой и звоном чашек, а густой, затхлой – как в подвале, где давно никто не бывал. Я повернула ключ в ржавом замке, и он не сразу поддался. Дверь скрипнула, будто спрашивая: «Ты зачем пришла?»
Внутри пахло лекарствами, пылью и слабостью. Пахло тем, от чего невозможно спрятаться – старостью, одиночеством, ожиданием конца.
Я включила свет. Лампочка мигнула, как в кино про призраков, и загорелась тускло, будто нехотя. Всё было на своих местах, как оставила мама. Календарь на стене замер в середине февраля. Чашка на столе – пустая, с засохшим следом на донышке. Шерстяной плед на диване – аккуратно сложен, но на нём отпечатался изгиб тела.
Я села в кресло, в то самое, где она сидела вечерами, укутанная в платок, слушая радио. Иногда я звонила ей, а она включала погромче, и говорила:
– Погоди, Аннушка, сейчас "Загадки истории" закончатся.
Я закрыла глаза и почти услышала это радио. И голос мамы.
– Ты снова с книжкой, да? Всё читаешь, а жить когда начнёшь?
Я прошлась по комнатам. В спальне – старое трюмо, где мои платья, заброшенные много лет назад. В кухне – посуда, как будто мама просто вышла на минуту. Окно приоткрыто. Сквозняк играет с занавеской. На полке – стеклянный пузырёк с валерьянкой и икона.
Я коснулась рукой стола. Он был холодным, как лоб.
Потом – снова села. Долго. Ничего не делала. Просто смотрела. В потолок, в стены, в воздух.
Память в таких местах работает иначе. Она не последовательна. Она кидается на тебя, как воробей – внезапно и остро. Вдруг вспоминается, как ты маленькая, разбила чашку, и мама заклеивала её бинтом. Или как варила клубничное варенье и громко ругалась на мух. Или как в день твоей свадьбы долго молчала, а потом тихо сказала:
– Живите тихо. Тихо – лучше, чем громко. Громкое – всегда боль.