Лия села на край широкой ветви, свесив ноги вниз, и долго смотрела туда, где лес постепенно растворялся в утреннем тумане. За границей Ветролеса, на самом горизонте, между двумя древними утёсами, мерцал едва уловимый свет – бело-зелёное сияние, мягкое, ровное, похожее на дыхание спящего существа. Это было Сердце Леса – источник всей магии, тайна, которую охраняли с древнейших времён, место, куда не ступала нога без права и признания. И Лия знала, что у неё не было ни права, ни стихии. Ни возможности приблизиться, ни даже надежды.
Она до сих пор помнила день, когда стояла у Древа Согласия вместе с другими юными феями. Её сердце билось так, что казалось – вот-вот вырвется наружу.
Она протянула руку, как делали все. Ожидала вспышку света, отклик, знак. Но дерево не засияло. Один из листьев, коснувшись её ладони, засох, медленно и страшно, словно в ответ на что-то недопустимое. Никто тогда не сказал вслух ни слова, никто не осудил открыто, но взгляды были громче любых слов. Они смотрели на неё, как на чужую. На ту, что нарушила порядок, прикоснулась к тому, к чему не должна была. Словно нарушила не ритуал, а глубинный порядок, на котором держался весь лес. С тех пор стихии не отзывались. Ни одна не позвала её. Ни вода, что умеет утешать. Ни свет, что приносит ясность. Ни корень, что даёт опору. Ни даже зола, принимающая сломанное. Лия осталась одна, в тишине, которая день за днём становилась всё плотнее. А вместе с ней – шёпоты. Осторожные, ядовитые, ускользающие: – «Безстихийная». Слово, которое звучало, как проклятие. И которое она слышала даже тогда, когда никто его не произносил.
Лия медленно вытащила из-за пояса небольшой мешочек из тонкой ткани, выцветшей от времени. Внутри хранилась пыльца, которую она собирала по крупице, подглядывая за теми, кто уже знал свою стихию. Там были частички всех шести – крохотные искры воды, света, тумана, звука, пепла и корня, собранные как напоминание о том, к чему ей нельзя было прикоснуться. Она прижала мешочек к груди, будто надеялась, что её вера и её желание, смогут согреть его, пробудить хоть что-то внутри. Затем она раскрыла ладонь. Глаза закрылись сами собой. Губы дрогнули, и в утреннюю тишину едва слышно выскользнул шепот:
– Пожалуйста… хоть что-нибудь…
Пыльца высыпалась из её ладони, подхваченная лёгким ветром. Она закружилась в воздухе, тонким светящимся вихрем, будто на мгновение оживая. Лия затаила дыхание, надеясь на чудо. Но ничего не случилось. Не было вспышки. Не было звука. Не было даже лёгкого колебания воздуха. Всё вокруг осталось прежним. Её ладони дрогнули и сжались в кулаки. Она не плакала – слёзы не шли. Было только знакомое, тихое напряжение, как после долгого ожидания, которое снова ни к чему не привело. Это была не обида. Это была усталость. Глубокая, тянущая, скапливавшаяся годами. Её мечта оставалась только мечтой. Лия не стремилась к величию, не ждала славы. Хотела быть частью чего-то. Хотела знать, что её место – здесь, среди ветвей, среди фей, среди леса, который она так любила. Что и в ней есть что-то нужное, важное, настоящее.