– Там, – указал фаворит на дверь в противоположной стене, – покои императрицы. Она примет вас прямо сейчас. Подождите, я доложу Её Величеству.
Он скрылся за указанной дверью, а мы снова остались одни. Таня дрожала, будто от холода, и я взял её за руку.
– Всё будет хорошо, обещаю.
Девушка ответила мне благодарным взглядом, не в силах даже улыбнуться от охватившего её волнения.
– Татьяна, – Разумовский появился снова и жестом подозвал девушку, – она ждёт вас.
Он пропустил Таню в покои императрицы и закрыл дверь, оставшись снаружи вместе со мной.
– С вами, возможно, она поговорит позже. Сейчас Елизавета Петровна хочет видеть дочь с глазу на глаз.
Мне ничего не оставалось, кроме как ждать. И надеяться на лучшее.
* * *
– По маленькой, Константин Платонович?
Мы уже почти час ждали, пока Елизавета разговаривала с Таней. Разумовский молчал, то садился в кресло, то вставал и начинал ходить из угла в угол. Мельтешение фигуры раздражало, и я старался не смотреть на него. В конце концов он не выдержал и вытащил из шкафчика хрустальный штоф, на четверть полный прозрачной жидкостью. Судя по запаху, сегодня вечером он уже прикладывался к этому «сосуду отдохновения». Следом на столе появилась пара рюмок и вазочка с чёрной икрой. Кстати, на последней я заметил деланные Знаки, работавшие как холодильник.
– По одной, для душевного равновесия.
– Чуть-чуть.
Кивнув, Разумовский налил в рюмки, одну полную, вторую едва на донышко, и подал последнюю мне.
– За здоровье Елизаветы.
Он опрокинул содержимое рюмки в себя и тут же закусил ложечкой икры. Почти минуту молчал, крутя рюмку в пальцах, а затем вполголоса сказал:
– Не любит она, когда я пью. А без этого смотреть не могу, как ей плохо.
Наливая по второй, он продолжил говорить, будто оправдываясь непонятно перед кем:
– Лекари эти дурные. Только и делают, что кровь пускают. Порошки непонятно из чего делают. Я этому немцу говорю: ну-ка, сам свою дрянь съешь. Вдруг там отрава? Он давай отказываться, так я её прямо в рот ему запихал, вместе с бумажкой. А Лизавета ругаться стала, выгнала меня и врачей бить запретила.
Разумовский снова сунул мне рюмку и посмотрел с прищуром.
– Константин Платонович, если Елизавета захочет вас наградить – не отказывайтесь.
– Я не сделал ничего сверхъестественного, а только восстановил справедливость.