Теперь уже нарочито громко она вошла в избу, гремя доёнкой и банками, в надежде разбудить детей. Но просыпаться они не планировали, дружно перевернувшись лицами к стене.
– Витька, вставай быстро! – начала она со старшего сына, который сегодня был снаряжен помогать мужикам окашивать слишком узкие для трактора долки, богатые травой.
– Ну, мам, – недовольно укрылся одеялом с головой пятнадцатилетний сын, превращающийся в копию отца.
– Нечего было полночи по деревне шарохаться, вставай говорю! Пешком в Широкий Дол косить пойдёшь, проваляешься! – шутливо пригрозила она ему, сдернув одеяло, и пощекотала грязные большие ступни. – Рая, и ты вставай, пора, коровки ждут, – нежнее разбудила Анна старшую дочь, которая уже давно работала вместе с нею наравне, – Валечка, кукла моя, вставай! В школу Шуру разбудишь, а сама в огород, грядки все с морковью и свёклой выполоть тебе сегодня, – раздала она всем задания, хлебнула квасу и полетела доить своих двадцать колхозных коров.
Идти было недалеко – вдоль по своей прямой улице, потом в долок и по мостику через речку – по такому родному мостику, на котором Василий ей и предложил пожениться. «До последнего я надеялась, ждала, думала в плену, или может инвалид стал – добраться не может, или, чего страшнее, головой повредился и не помнит где родная сторона – скитается никому не нужный – всё, что угодно – лишь бы живой. Ночами долгими, холодным не спала, молилась: знать, Бог милостлив – уберёг моего коммуниста – я сполна молилась и за него и за себя. Но шло время, год прошёл, как война кончилась, а я всё ждала, запросы даже в военкомат писала – всё без ответа», – так в раздумьях она дошла до коровника, встретив в дверях Татьяну. Татьяна – счастливая солдатская вдова, как прозвали за глаза в деревне таких женщин: муж у неё в последние дни войны погиб, и было у неё всё: и похоронка, и наградные листы, и даже адрес захоронения братской могилы, а брат её, возвращаясь домой, побывал на этой могиле и привёз оттуда горсть земли, которую Татьяна рассыпала на могилку их маленького сына, умершего от грудной жабы – и даже было место, где погоревать. По сути же Татьяна была ещё несчастнее других вдов – судьба вырвала её такое долгожданное счастье практически из рук, оставив незаживающую рану в сердце и негаснущую печаль в красивых голубых глазах. У Анны же не было ничего.