Внутри все вибрирует от гнева. И немного – от страха. Но гнев преобладает и боль, к несчастью, тоже. Коктейль чувств доводит тело до крупной дрожи, это последняя кондиция.
Комбинация этих эмоций всегда сказывалась на моей речи, и вместо запланированной речи я засыпала Саида итальянскими проклятиями.
– Ясмин, успокойся, – приказал Эльман.
И вместо слов – схватил меня крепче и насильно повел отсюда. На выход, к машине.
– Пусти меня, пусти… Я ему не верю!
Прижав меня к черному внедорожнику, Эльман схватил меня за подбородок.
Его глаза были как никогда темны, а голос – устрашающим:
– Достаточно того, что ему верю я. Поверишь и ты.
– Нет, – качаю головой, чувствуя его дыхание совсем близко на своем лице.
– Поверишь.
Он отходит от меня на полшага, не проронив ни вздоха. Как будто не дышал все это время, что, конечно же, невозможно.
– Саид – самый настоящий потрошитель. Тебе следует уволить его и наказать за это!
Эльман перебивает, пригвождая меня взглядом:
– Разве на твоего отца работают не такие же потрошители? Ты у меня наивная, Ясмин.
Я в замешательстве поднимаю глаза, чувствуя спиной холодный металл автомобиля. Сердце царапает это его насмешливое: «Ты у меня наивная», но дело было в том, что я не у него. Я не собственность.
– Это несправедливо. Он не имел права стрелять в Кармина. Он мог обезоружить его, мог нейтрализовать, но не стрелять сразу. Понимаешь, Эльман?
– Ну, довольно лить слезы по итальяшке, – произносит хлестко.
Темные глаза вспыхивают. Им что-то не нравится. Не нравятся мои слезы по другому мужчине.
А я в это время задыхаюсь от болючего ощущения, словно что-то идет не так. Не так, как я предполагала. Не так, как он обещал мне, приглашая в гости много месяцев назад.
Задыхаюсь. Задыхаюсь. Задыхаюсь.
Эльман ведет себя иначе. Более не так ласково и обходительно, каким он был со мной в те короткие и редкие встречи, когда томно приглашал посетить его дом в Петербурге.
Я запомнила его другим. И чувство, что меня обманули, тщетно не пропадало.
– Саид мне предан, и свою верность он доказал, – продолжил Эльман, наплевав на мои эмоции. – О Валентино позаботятся, я прослежу. А теперь садись в машину.
Еще полчаса назад я думала, соглашаться на условия или нет.
А теперь не сесть в машину означало отказ от нашего договора. И любое мое сопротивление будет расцениваться именно так.