– Господи, ну какая ты дурочка. Что с ним прощаться? Вот он, стоит. Революцию простоял, войну простоял и ещё столько же простоит. Они даже не смогут его на бревна растащить, они ж огромные.
– Бабушка рассказывала, что прадед тырил бревна, которые по Амуру в город сплавляли для стройки.
Сашка засмеялась.
– Она правда так рассказывала!
– Да, мне тоже. И про пра-пра-прадеда, у которого от кандалов шрамы на руках остались.
– А разве не он тырил?
– Я сомневаюсь, что ему кандалами не отбили желание что-то тырить. Эх, мать вашу. Это что, наша сирень?
В гигантской траве и осколках старого зажиточного и уютного дома тяжело оказалось что-то узнать. Да, стоял дом, да, стояла еще летняя кухня с только начавшимися осыпаться глиняными стенами. Но исчезнувший забор и сараи разрушали всю картинку – как будто Леся смотрела на игру-головоломку и пыталась понять, чего не хватает, где верх, а где низ.
Сирень у бабушки росла на маленьком дворовом перекрестке. Небольшие камушки-кирпичики аккуратно разграничивали тропинки – одна вела в хлев, к свиньям и курам. Другая к летней кухне, третья в сад-огород, а четвертая к дому. Леся и Саша в детстве постоянно искали в сирени пятилистные цветы, чтобы съесть и загадать желание.
Сейчас сирень разрослась, как и полынь, как и лопухи, как и миллион разной травы, названия которой Леся никогда не знала. И цветов не было.
Ни цветов, ни грядок капусты и моркови, ни гигантской картофельной ботвы, которая уже всходила в июне. Почти полностью рассыпались стены бани. Удушающе сладко пахнущий сад превратился в маленький, но густой лес.
– Груша еще цветет. И малина тоже, – Сашка оглянулась, прошла к деревьям, высоко поднимая ноги в густой траве. – Блин, родители один раз там что-то не закрыли в огороде на зиму, и всё пропало. А тут у бабушки уже десять лет дичкой растет. Офигеть.
– Ненавижу малину.
– Дети, наверное, сюда теперь ходят, а не в грушевые сады. Тебя возили в грушевые сады?
Леська пожала плечами. Все сокровища из сада вынесли. Ну как, сокровища. Старый каркас пружиной кровати под черемухой – Лесино главное развлечение все детство. Колесо от велосипеда, которое стояло между завалинкой дома и забором. Ящики с инструментами, ржавыми и непонятными еще в её детстве. Связки монет под наличниками окон, какие-то фигурки. Мусор, разобранный, наверное, на металлолом сразу после того, как сарай и хлев унесли на дрова. Для Леськи все эти вещички виделись неразобранными чудесами, как нагромождение магических артефактов, в которых и хотелось закопаться, и страшно было.