Не спрашивайте меня, как я узнал об этом – но я об этом узнал. Тот парень, у которого больше нет дома, залез в петлю. Раздал – раздарил всем – и кончил себя. Все это ворвалось фальшивым аккордом и разорвало ясную и прозрачную музыкальную ткань жизни и, оказалось, что она тонка, как пеньюар, как покров – и сквозь проделанную в ней дыру чернеет холодная супрематическая вечность. Не идти на работу? Нет, пожалуй, пойду… Мы стеклись в это место земного шара, как стекается мутная сель в снеговую падь. Мы все в этом котле, без роду, без племени. Горы сокроют нас – примут на себя ядовитые стрелы. Солнце сожжет на нас старую кожу. Море – успокоит боль. В море – вся соль земная, вся мудрость её.
Встретил старую знакомую. Совсем старую и не совсем знакомую – немного больше, чем таковую. Разговорились, приятно, сколько мы с ней не виделись? Лет пятнадцать? Погуляли, посмеялись, выпили кофе, а потом вина, а потом опять погуляли… А потом она, словив на себе мой взгляд, спросила: «О чем ты сейчас подумал?»
Я целовал её, и это было как тогда, – в прошлой жизни. Когда я отвел её к себе, в свою конуру, у меня вдруг пропал настрой. Я двигался в ней механически, протыкая её плоть, как будто она была совсем чужой – и, казалось, что внутри она была застылой, восковой. Когда я кончил, она лежала неподвижно и мне казалось, что я убил её. Но потом она встала и сказала, что ей надо идти. Я пытался проводить её, но она вызвала такси и уехала. На следующий день я звонил ей, но всё было кончено. Что было это странное смешение чувств – это абсолютное физическое равнодушие и абсолютная духовная близость и любовь. Что было это – и что есть оно? Ведь и сейчас я не могу найти себе покоя. Я позвонил в барбершоп и сказал, что не смогу сегодня выйти.
Я зачастил туда. Скоро у меня совсем не останется денег, но кого это волнует, если в этой стране все равно все в кредит? Там пахнет благовониями и свет приглушен настолько, чтобы видеть только то, что видеть должно. Я хожу только к ней. Она похожа на мартышку, веселая и совсем молодая – о возрасте я, впрочем, не справляюсь. Она из Венесуэлы, её зовут Агуэда, и это её настоящее имя. Я хочу взять её номер, но она не даёт – боится гнева своего сутенера. Я бы забрал её к себе, говорят, что такие – самые благодарные. Мы трахаемся с ней, а после она рассказывает мне жизнь. Она говорит, что я у нее самый лучший клиент за все время, и что со мной ей не страшно. Мне хочется ей верить.