– Подожди, не говори пока ничего – я прохожу у него под нижней губой и срезаю полоску, идущую к подбородку.
– Я думаю – ядеркой вдарим! Мы еще не начали мстить…
Я смотрю в зеркало и вижу себя. Я уже не совсем молод, но еще красив. Подо мной сидит говорящая голова – она открывает рот, но я не слышу слов – ярость застилает мой разум и я удивляюсь, насколько внешне я при этом спокоен. Я беру говорящую голову, чуть приподнимаю и с наслаждением вижу в зеркало, как бритва режет белую свежевыбритую плоть. Кажется, что у говорящей головы появился второй рот, из которого сначала льется темное, а потом, фонтаном – алое. Голова растерянно смотрит на меня в зеркало, а потом из-под накидки появляются руки – и, оказывается, что голова человечья. Человек хочет что-то сказать, но получается какое-то бульканье. Руки спешно шарят по горлу, пытаясь там что-то найти, но быстро слабеют и опускаются. Я чуть отодвигаюсь от кресла, чтобы на меня не попала кровь, но, кажется, она все равно попала. Я вижу, что, оказывается, в барбершопе я один – вместе с бездыханным уже телом – оно откинулось в кресле и, вроде бы, ему удобно. Я снимаю фартук и вешаю его рядом с другими. Стараясь не наступить в кровь, выхожу из зала в прихожую, выключаю везде свет и ухожу.
Легкий пух
Рыжая, голубоглазая и, когда-то, возможно, красивая, сидела старуха со своей дочерью. Лица их были скуласты – фамильный признак, родовая черта, а сами они – сухопары. Старость, полностью владевшая матерью и отражавшаяся в её взгляде безумием, дочь тронула лишь чуть – ей было немного за сорок и её волевое, не женственное лицо было обрамлено каре русых, в легкую рыжину, волос, а на худых, острых плечах висел свитер, связаный неизвестно где и кем.
– Положи-ка шапку, – достаточно громко, чтобы услышали все вокруг, сказала мать. – Только чтобы ценный мех не пострадал… Кверху его, кверху! Вот так… – Старуха выдохнула и откинулась на спинку.
– Дать тебе, мама, подушку? – предложила дочь.
– Давай. Телефона у меня все равно нет – буду спать.
– Да тут и не ловит телефон.
– А я и так бы не стала. Ой… Что ж это за подушка. С ней только сидеть – не спать.
– Это для путешествий, специальная. Привыкнешь.
– Да нет – что-то неудобно… Только, разве что, сидеть… Ну а ты, это, скажи, как там твоя подруга, в Москве, не родила? Она, вроде, собиралась?