Боль, страх, ярость смешались в нем в один клокочущий вихрь. Он чувствовал, как жар разливается по жилам, как будто внутри него закипает солнце. Воздух вокруг него заколебался, как над раскаленными камнями. Земля под ногами стала теплой. Его глаза, налитые кровью, должны были гореть нечеловеческим светом, потому что варяги вдруг замедлили атаку, их лица исказились не только злобой, но и внезапным страхом.
«Колдун!» – заорал один из них по-своему, отступая.
Но было поздно. Неведомая сила, копившаяся в Радомире, вырвалась наружу. Не по его воле. Просто… взорвалась. Он не направлял ее. Он лишь был сосудом, переполненным болью и гневом.
Волна невидимого, но ощутимого жара, как из раскаленной печи, хлынула от него во все стороны. Она ударила по нападающим варягам. Не пламя, не удар – чистый, сконцентрированный жар. Кольчуги на них вдруг раскалились докрасна. Кожаные одежды задымились. Варяги вскрикнули от невыносимой боли, выпустили оружие, схватившись за раскаленное железо на своих телах. Их крики были ужасны. Потом они рухнули, корчась в агонии, тела их обугливались прямо на глазах с пугающей скоростью, издавая тошнотворный запах горелого мяса и волос. Волкодлак взвыл, шерсть на нем вспыхнула синим пламенем, и он бросился прочь, превращаясь в огненный комок, скрывшись в лесу.
Все произошло за несколько секунд. Радомир стоял посреди дымящихся, обугленных тел, тяжело дыша. Его собственное тело тряслось от изнеможения и шока. Жар внутри утих, оставив ледяную пустоту и жгучую боль в раненом бедре. Он смотрел на свои руки. Они были целы. Но вокруг… Трава вокруг почернела и сморщилась. Камни на земле выглядели оплавившимися. От варягов остались лишь дымящиеся, почерневшие остовы в оплавленных кольчугах.
Что… что он наделал? Какая сила? Откуда? Ужас смешался с отвращением. Он убил. Но это… это было не убийство. Это было… испепеление. Магия? В нем? Он никогда… Никогда такого не было!
(Обморок и пробуждение у Веселы)
Голова закружилась. Боль в бедре стала невыносимой. Темнота поплыла перед глазами. Он шагнул, споткнулся о почерневший камень и рухнул лицом в холодный пепел родного селения. Последнее, что он ощутил перед тем, как сознание уплыло, – это легкое прикосновение к щеке. Как будто теплый луч солнца сквозь тяжелые тучи. И далекий, едва уловимый шепот на ветру, не зловещий, а… успокаивающий. Как голос матери в детстве.