Радомир очнулся от острой боли. Не в бедре – там было тупо ноющее тепло. Боль была в голове, словно по ней били молотом. Он открыл глаза, моргнул. Небо. Но не серое и низкое, как над пепелищем, а чистое, холодное, вечернее, с первыми робкими звездами. И над ним склонилось лицо.
Женское лицо. Молодое, смугловатое от ветра и солнца, с высокими скулами и темными, как спелая черемуха, глазами. Глаза были полны тревоги и… усталой решимости. Темные волосы, заплетенные в плотную косу, выбивались из-под простого платка. На ней был поношенный, но добротный кожух и портки – одежда не боярышни, а женщины, привыкшей к труду и, возможно, к охоте.
«Жив?» – ее голос был низким, хрипловатым, но твердым. «Не ори. Еле живого тащила. Чуть варяги не наткнулись. Или волки.»
Радомир попытался приподняться, но резкая боль в голове и слабость заставили его снова опуститься. Он лежал на охапке сена в небольшом, но крепком срубе. Пахло дымом, травами и… кровью. Его кровью. Он посмотрел вниз – бедро было туго перевязано чистой тряпицей, пропитанной какой-то темной мазью, от которой исходило приятное тепло, притупляющее боль.
«Где я?» – прохрипел он.
«На хуторе. Мой хутор. В трех верстах от твоей… от Родичишна.» – Женщина наклонилась, приложила прохладную ладонь ко его лбу. «Жар есть, но не сильный. Повезло тебе, хоробрый. Копье прошло навылет, кость не задело. А ножевые царапины – ерунда.»
«Родичишна…» – имя селения снова пронзило его болью. «Все… все погибли.»
Женщина отвела взгляд, ее лицо омрачилось. «Знаю. Видела дым еще три дня назад. Потом сама ходила… искала…» Она замолчала, сглотнув комок в горле. «Никого. Только воронье да твой след, да тех… обгорелых варягов. Это… это ты?»
Радомир закрыл глаза. Образы почерневших тел всплыли перед ним. «Я… не знаю. Что-то… случилось. Ярость… жар…»
Она внимательно посмотрела на него. «Магия?» – спросила она прямо, без страха, скорее с любопытством. «Сила в тебе проснулась? От горя да ярости? Бывает. У моего деда так было, когда хазары село вырезали.»
Радомир кивнул, не в силах говорить. Магия. В нем. Чудовищная, испепеляющая сила.
«Меня Весной зовут. Весела. А ты Радомир, сын Любогора?» – спросила она, наливая ему в деревянную чашку какого-то мутного отвара.
Он кивнул, удивленный. «Ты знала меня?»
«Видела разок на торгу в Новгороде. Да и отец твой, боярин Любогор, слыл человеком справедливым. Жалко.» Она протянула чашку. «Пей. От боли и для силы. Там зверобой, тысячелистник да кора ивы.»