Попроси меня. Т. VIII - страница 46

Шрифт
Интервал


Сознательные рабочие за единовластие Советов Раб., Батр., Кр. и Солд. Депутатов – за единовластие, подготовленное прояснением пролетарского сознания, освобождением его от влияния буржуазии, а не авантюрами.

Мелкая буржуазия, – "соц.-дем.", с.-р. и пр. и пр., – колеблется, мешая этому прояснению, этому освобождению.

Вот фактическое, классовое соотношение сил, определяющее наши задачи3»104.

Тот напор, с которым Ленин отстаивал свою точку зрения, полемическое мастерство, многих уверяло в правильности его позиции, и уже менее чем через две недели, сначала на Петроградской, а затем на 7-й Апрельской конференции большевиков ленинские тезисы были приняты как политическая программа партии. О психоэнергии и принципах Ленина писал эсеровский лидер В. Чернов:

«Ум у Ленина был энергический, но холодный. Я бы сказал даже: это был прежде всего насмешливый, язвительный, цинический ум. Для Ленина не могло быть ничего хуже сантиментальности. А сантимвнтальностью для него было всякое вмешивание в вопросы политики – морального, этического элемента. Все это было для него пустяком, ложью, "светским поповством". В политике есть лишь разсчет. В политике есть лишь одна заповедь: добиться победы. Одна добродетель: воля к власти для осуществления целиком своей программы. Одно преступление нерешительность, упускающая шансы успеха.

Военные говорят, что "война есть продолжение политики, только иными средствами". Ленин выворотил бы это положение наизнанку: политика есть продолжение войны, только иными средствами – средствами, маскирующими войну. В чем сущность войны для обычного "морального сознания"? В том, что воина узаконяет, возводит в принцип, в апофеоз, то, что в мирное время считается преступлением. Обращение цветущей страны в пустыню – война делает естественным тактическим приемом, грабежи – реквизицией, обман – военной хитростью, готовность выкупаться в крови врага – боевым энтузиазмом, безчувственность к жертвам – самообладанием, безпощадность и бѳзчеловѳчность – долгом. В войне "все позволено", в войне всего целесообразнее то, что всего недопустимее в нормальном общении человека с человеком. А так как политика есть лишь скрытая форма войны, то правила войны суть правила политики1…

После всех неудач, ударов судьбы, поражений, даже стыда и позора, он умел духовно выпрямляться и "начинать сначала". Его волевой темперамент был, как стальная пружина, которая тем сильнее "отдает", чем сильнее на нее нажимают. Это был сильный и крепкий партийный и политический боец, как раз такой, какие нужны, чтобы создавать и поддерживать в своих сторонниках подъем духа, и чтобы при неудаче предупреждать зарождение среди них паники, ободряя их силою личного примера и внушением неограниченной веры в себя, – и чтобы одергивать их в моменты удачи, когда так легко и так опасно превратиться – выражаясь словами Ленина – в "зазнавшуюся партию", способную почить на лаврах и проглядеть будущие опасности2…