Там, где погасло солнце - страница 6

Шрифт
Интервал


– Позитивный настрой очень, очень важен, – твердила репродуктолог. – Повышает шансы на успех, проверено сотнями родившихся младенцев.

Даша хотела повысить шансы, и от этого напрягалась еще сильнее. ЭКО стало для нее турбулентностью, невесомостью и полным бессилием одновременно.

Даше отчаянно нужно было, чтобы мама и бабушка знали, какой путь проходит их девочка. Чтобы своими благословениями облегчили ее ношу. В ее жилах текла их кровь – кровь сильных женщин, и если уж Олег с его мужской гордостью смог принять правду, то они и подавно встанут за ее спиной мощным тылом. И там, где она не может сохранять позитив, они сделают это за нее. Они ведь семья.

Даша хотела этого искренне, по-детски, для этого и собрала всех здесь.

Наивная. Как будто не знала их.

Но когда еще верить в чудо, если не в конце декабря?

Бабушка исступленно крестилась, шепча молитвы.

– Ребенок из пробирки, свят-свят! – ее голос дрожал, срывался на хрип. – О, Господи мой, утешение мое, извлеки меня из несчастия и утешение даруй бедной душе моей, – голос бабушки становился все неразборчивее.

Это ранило куда больнее, чем все уколы ЭКО вместе взятые.

– Бабушка, это же живой ребенок! В нем будет и твоя кровь.

Неужели так сложно хотя бы раз сказать: «Мы с тобой»?

– Кровь-то будет, а душа? – Бабушка вскинула голову, и в ее глазах вспыхнул тот самый первобытный страх, что гнал предков в пещеры при первых раскатах грома и вспышках молний. – Правнук из рук ученых, до чего дожила! Господи мой, утешение мое, – она молилась громко, почти крича, словно желая отгородиться от доводов внучки, вздумавшей поиграть в Бога. Ее пальцы сжимали нательный крест так, будто она встретилась лицом к лицу с сатаной.

Где это видано, чтобы женщина приручала природу? Раньше за такое на костре сжигали.

Мама сидела молча – вот и новогоднее чудо. Но ее лицо орало красноречивее слов. «Позор-то какой, что люди скажут?» – отчетливо читалось в гримасе отвращения, застывшей на лице, в сжатых до тонкой ниточки губах.

Даша видела эту маску злобной горечи уже много раз. После алеющих в дневник «хор» вместо «отл», после невыигранных олимпиад, после того, как одноклассник Саша проводил ее до дома, и после миллиарда таких «после». С каждым разом маска становилась толще, плотнее, надольше застывала на мамином красивом лице.