Рано утром следующего дня мы тронулись в путь. Два просторных паланкина со скрипом перемещали нас с одной мрачной улицы на другую. Мамина рука крепко сжимала мою, и я чувствовал панику и печаль, что таились в ее учащенном дыхании.
Когда мы добрались до ворот Сюаньумэнь, мы остановились, чтобы стражники осмотрели паланкины. Офицер сообщил, что чуть дальше, рядом с защитным рвом, сейчас будут казнить заключенных, поэтому наши паланкины на некоторое время должны остаться у ворот. Я приподнял полог и увидел строй аккуратно одетых солдат с ружьями наперевес, которые быстро двигались в направлении южной части города, туда же на фоне серо-коричневого утреннего света пронеслись всадники на вороных конях и исчезли за углом.
Через несколько мгновений я услышал оружейный залп. В тот момент я не имел ни малейшего представления о том, что вообще происходит в мире, и не знал, куда доставит меня багряно-красный паланкин. У меня лишь возникло смутное ощущение, что где-то рядом с нами тихонько приземлилось зловещее невезение.
Паланкины покинули город, и сразу же начался мелкий дождик. Морось на крыше собиралась в капельки воды, время от времени просачивающиеся внутрь. Они падали мне на лицо, будили дремавшую маму. Дорога постепенно раскисала, шесты, на которых несли паланкины, скрипели все сильнее, и носильщики останавливались отдохнуть через каждые несколько шагов.
Поздно вечером носильщики в очередной раз остановились, и чья-то худая рука приподняла край полога – в ночи показалось лицо отца. В бледно-голубом лунном свете оно выглядело жутковато, словно дерево, долгое время окутанное пеленой дождя.
Отец растолкал спавшую мать и сказал, что недалеко отсюда идет бой. Мне также показалось, что я слышу беспорядочную стрельбу. Я понял, что отец очень встревожен. Некоторое время наши носильщики плутали по пшеничным и картофельным полям, а потом мы вышли к берегу пруда. Там виднелся ток, заваленный стогами рисовой соломы разного размера. Солома, видимо, накопилась за предыдущие годы, и когда полил дождь, со всех сторон потянуло затхлым запахом.
Мы едва успели затушить дорожные фонари и зарыться в стога, как раздался стук копыт. Редкие выстрелы создавали на открытой местности негромкий шум, и звук каждого выстрела надолго повисал в воздухе, словно ожидая, что его догонит следующий. Мое тело время от времени судорожно вздрагивало, как будто пули попадали прямо в меня. Мама дрожала еще сильнее, но она не замечала, что я тоже боюсь, потому что влажная солома вокруг нас очень громко шуршала.