Весна 1851 года выдалась очень холодной и дождливой. Каждое утро белёсый туман, будто призрачное облако, окутывал Лондон. К полудню он таял, и редкие солнечные лучи заглядывали в окна, но ненадолго. Небо вскоре затягивалось белой пеленой, начинался дождь – мелкий, моросящий, нескончаемый. Во влажной нечистоте трущоб обострились болезни. По улицам то и дело проезжали катафалки, но привычные к невзгодам, жители Ковент-Гарден не обращали на них особого внимания.
Чарльз, брат Элизабет, был в числе тех, кто не смог пережить эту весну. Сиддалы восприняли трагедию с грустной покорностью. Печальный конец, ожидающий тщедушного мальчика, был ясен с самых первых признаков чахотки. Нищета всегда идёт под руку с болезнью, и даже появившиеся благодаря Элизабет деньги, не смогли помочь Чарльзу. В последние дни жизни, он почти всё время пребывал в полузабытьи. Дыхание сделалось хриплым и прерывистым, то и дело мальчика сотрясал сильный приступ кашля. Элеонора несколько дней и ночей провела у постели больного, давая ему лекарство, вытирая кровь с бледных губ. Она знала, что Чарльза не спасти и в глубине души даже желала, чтобы всё закончилось поскорее. Слишком тяжело было наблюдать его мучения и понимать, что ничем нельзя помочь.
И вот Чарльза не стало – но, слушая отпевание, отец семейства не мог отделаться от мысли, что ему ещё повезло потерять только одного ребенка. Всего лишь десятилетие отделяло их от страшной эпидемии холеры, внезапно обрушившейся на Лондон. Большая часть города как будто вымерла – неудивительно, ведь все колодцы, оттуда брали воду местные жители, были заражены бактерией. Правда, этого никто не знал. Многие списывали эпидемию на грязь, и неистово намывали свои дома каждый день. А потом пили колодезную воду и погибали в страшных мучениях. Тогда сжигались целые кварталы, чтобы предотвратить заразу.
Чарльз Сиддал приехал в Лондон сразу после эпидемии. Он помнил, что в каждой семье,с кем бы он не говорил, были потери – мужья, жёны, дочери и сыновья… Так что, как не была страшна весна 1851 года, лондонцы переживали и худшие времена. Скорбя о смерти сына, Чарльз не позволял себе поговорить об этом с приятелями, ведь каждый из них переживал своё горе.
Происшествие сильно подкосило Элеонору. Чарльз был её любимцем – и оттого, женщина сама слегла в постель на несколько недель. Все домашние хлопоты легли на плечи дочерей. К ним на помощь приехала и Лидия. Её живой нрав и деловитость стал для Сиддалов глотком свежего воздуха. Лидия играла с младшими братьями и сёстрами, отчаянно торговалась на рынке, знала множество интересных баек, которыми веселила отца и мать. Вечером, закончив повседневные дела, она любила прогуливаться с Элизабет по берегу Темзы, прямо как во времена своего девичества.