П е р в а я. Не ерничайте, доктор. Хватит развлекаться, Алексей Васильевич. Это же Ванечка.
Первая и Турбин смеются.
А м е т и с т о в. Какой Ванечка?
П е р в а я. Поэт Бездомный, он же профессор философии Понырев. В некотором временном, как я надеюсь, расстройстве чувств.
А м е т и с т о в. А зачем он с велосипедом?
П е р в а я. Ванечка в процессе погони. Вот и решил использовать техническое средство.
А м е т и с т о в. За кем же он гонится?
Т у р б и н. Ну, за кем ему гнаться, как не за дьяволом?!
П е р в а я. И Понтием Пилатом!
Оба заливаются хохотом.
А м е т и с т о в (с нервным смешком). Кто из нас психический?
Т у р б и н. Все. Без исключения. А Ванечка безобиден. Он ведь один раз уже догнал того, за кем гонится. С тех пор тихий, тихий.
П е р в а я. Вы бы дали ему облегчение, доктор. Может, очухается.
Т у р б и н (устало садится в кресло). Погоня за дьяволом не мой профиль, а сифилисом поэт Бездомный не болен. Ничем профессору Поныреву помочь не могу. Лекарства, содержащие морфий, на строгом учете. Не про Ванечкину честь.
А м е т и с т о в. У, мясник от медицины! Самому, видно, не хватает!
Т у р б и н (улыбается). Сразу видно, что вы порождение Булгакова. Это не я, а ваш Мишель грешил «потусторонними снами», пренебрегая врачебной этикой. Вообще он был дурным доктором.
П е р в а я. Так-таки и дурным?
Т у р б и н. А что вас удивляет? Учился долго и через пень-колоду. Чаще посещал оперу, чем кафедру. Хотел переквалифицироваться в певцы. Несколько раз мог вылететь из университета. Правда, диплом получил, отправился практиковать в провинцию. Там пришла беда: чуть не пропал, стал морфинистом. В Киеве чудом излечился, открыл кабинет по стыдным болезням, но прием вел неохотно. Бездарный венеролог. Уж вы поверьте. Мне ли не знать! Все больше по театрикам шлялся. Потом во Владикавказе, оставленном белыми, вовсе завязал с медициной. В военный коммунизм вступил журналистом, в НЭП – литератором.
У Булгаковых запевают нэпманский шлягер: «Цыпленок вареный, цыпленок жареный, цыпленок тоже хочет жить…»
А м е т и с т о в (с завистью). Вот дают! Никакие доктора им не нужны!
П е р в а я. Но в творчестве Михаил Афанасьевич врачей не обижал. В закатном романе все медики написаны с любовью.
Т у р б и н. А я не спорю. Профессор Александр Николаевич Стравинский, лечивший вашего Ванечку от шизофрении, показан умницей. Профессора Кузьмин и Буре в своих эпизодах – тоже. Интеллигенция старой закваски. Ее Булгаков приял всем сердцем. Но весь «Мольер» пропитан ненавистью к эскулапам.