Элиас не спал.
Он ждал.
Сам не зная – чего.
Может быть, того самого утра, которое похоже на новую страницу.
Когда дышишь – и всё впервые.
Он встал, взял альбом, карандаш, фляжку с водой.
Прошёл по кварталу, где всё пахло жасмином, хлоркой с автостоянки и сладковатой пылью.
Мир казался приглушённо живым, будто только что проснулся и ещё не включил музыку улиц.
И вдруг – он её увидел.
Она сидела под деревом у соседского дома,
в светлой майке, с книгой, и солнце касалось её волос так,
как будто оно само рисовало портрет.
Он не знал её имени.
Она была новой.
Переехала вчера.
Но он сел на бордюр, открыл альбом —
и начал рисовать.
Пальцы дрожали.
Не от страха.
От открытия.
Она вдруг подняла глаза.
И увидела его.
Но не отвернулась.
Улыбнулась.
И закрыла книгу.
– Ты рисуешь?
– Иногда.
– Нарисуешь меня?
– Уже.
Она подошла ближе. Села рядом.
Просто так.
Словно знала его сто лет.
И вдруг сказала:
– Я София. А ты?
– Элиас.
Они молчали.
Слушали ветер,
и каждый верил,
что этот день – первый.
Для чего-то, что продлится в вечность.
Потому что никто не знает,
в каком взгляде впервые зажигается то,
что однажды станет
бессмертной любовью.
Глава 1. Там, где свет проходит сквозь листья
Утро начиналось как будто медленно – лениво, будто само не хотело просыпаться.
Жаркое солнце уже касалось окон, разливаясь по стенам янтарным сиянием. Легкий ветерок, будто взятый в аренду у океана, проходил сквозь комнаты, шевелил занавески, приносил запах соли, эвкалиптов и нагретого дерева.
Элиас Марлоу проснулся не от звуков, а от света.
Тот танцевал на потолке, дробился на зайчиков, прыгал по его щекам. Он лежал, не двигаясь, и думал, что это утро пахнет не так, как раньше.
И действительно – в доме по соседству кто-то въехал вчера. Взрослые говорили за ужином: семья с дочкой. Приехали с севера, кажется, из Сиэтла.
Он встал, босиком прошёл по деревянному полу, взял альбом и вышел на улицу. В руке – простые карандаши. Ему было восемь, но иногда он чувствовал себя старше – когда смотрел на небо, когда слушал, как трещат цикады, или когда рисовал то, чего никто другой не замечал.
Во дворе было тепло, трава кололась под ногами, где-то вдалеке шуршал полив, и над апельсиновыми деревьями лениво жужжали пчёлы. Элиас устроился на ступеньках крыльца и начал рисовать что-то невнятное – возможно, дерево, возможно, чей-то профиль, возможно, утро.