Запомни меня, сохрани… - страница 2

Шрифт
Интервал



Элиас не спал.

Он ждал.

Сам не зная – чего.


Может быть, того самого утра, которое похоже на новую страницу.

Когда дышишь – и всё впервые.


Он встал, взял альбом, карандаш, фляжку с водой.

Прошёл по кварталу, где всё пахло жасмином, хлоркой с автостоянки и сладковатой пылью.

Мир казался приглушённо живым, будто только что проснулся и ещё не включил музыку улиц.


И вдруг – он её увидел.


Она сидела под деревом у соседского дома,

в светлой майке, с книгой, и солнце касалось её волос так,

как будто оно само рисовало портрет.


Он не знал её имени.

Она была новой.

Переехала вчера.


Но он сел на бордюр, открыл альбом —

и начал рисовать.

Пальцы дрожали.

Не от страха.

От открытия.


Она вдруг подняла глаза.

И увидела его.


Но не отвернулась.

Улыбнулась.

И закрыла книгу.


– Ты рисуешь?

– Иногда.


– Нарисуешь меня?

– Уже.


Она подошла ближе. Села рядом.

Просто так.

Словно знала его сто лет.


И вдруг сказала:


– Я София. А ты?

– Элиас.


Они молчали.

Слушали ветер,

и каждый верил,

что этот день – первый.

Для чего-то, что продлится в вечность.


Потому что никто не знает,

в каком взгляде впервые зажигается то,

что однажды станет

бессмертной любовью.

Глава 1. Там, где свет проходит сквозь листья

Утро начиналось как будто медленно – лениво, будто само не хотело просыпаться.

Жаркое солнце уже касалось окон, разливаясь по стенам янтарным сиянием. Легкий ветерок, будто взятый в аренду у океана, проходил сквозь комнаты, шевелил занавески, приносил запах соли, эвкалиптов и нагретого дерева.

Элиас Марлоу проснулся не от звуков, а от света.

Тот танцевал на потолке, дробился на зайчиков, прыгал по его щекам. Он лежал, не двигаясь, и думал, что это утро пахнет не так, как раньше.

И действительно – в доме по соседству кто-то въехал вчера. Взрослые говорили за ужином: семья с дочкой. Приехали с севера, кажется, из Сиэтла.

Он встал, босиком прошёл по деревянному полу, взял альбом и вышел на улицу. В руке – простые карандаши. Ему было восемь, но иногда он чувствовал себя старше – когда смотрел на небо, когда слушал, как трещат цикады, или когда рисовал то, чего никто другой не замечал.

Во дворе было тепло, трава кололась под ногами, где-то вдалеке шуршал полив, и над апельсиновыми деревьями лениво жужжали пчёлы. Элиас устроился на ступеньках крыльца и начал рисовать что-то невнятное – возможно, дерево, возможно, чей-то профиль, возможно, утро.