После встречи Анна шла домой пешком. В пакете в кармане лежал маленький диктофон – Мария сунула его ей в руку. «Запиши всё. Даже если будет страшно. Даже если захочется бросить всё к чёрту – не бросай.»
Каждый шаг домой казался ей шагом в клетку. На лестнице пахло жареной рыбой – кто-то готовил завтрак. Её кухня встретила её прежним светом, чуть обугленным запахом вчерашней гари.
Он стоял у плиты. Жарил яичницу. Он повернулся к ней – усталый, растрёпанный, с мягким голосом: – Где ты была, Анна? Я волновался.
Она впервые в жизни улыбнулась ему лживо – холодной улыбкой, под которой было только стальное «Я всё знаю».
– Я думала, – сказала она и шагнула к нему ближе. – Я решила остаться.
Он обнял её за талию. Его пальцы всё ещё умели гладить её так, что тело предавало разум. Но теперь этот разум говорил: Пусть трогает. Пусть оставит последний след.
Когда Анна стояла на холодной остановке с Марией, она не сразу поняла, как сильно дрожат её пальцы. Мария держала термос обеими руками – не ради тепла, а ради контроля: руки Марии всегда были заняты делом, никогда не дёргались зря.
– Ты когда поняла? – спросила Анна вдруг. Голос был сорван дождём и долгой бессонной ночью.
Мария не сразу ответила. Она отставила термос, посмотрела на Анну так, что ей стало не по себе – будто Мария разрывала её кожу, заглядывала внутрь.
– Когда поняла что?
– Что… что мужчины такие. Что семья – это часто ложь. Ты ведь видишь таких, как он, каждый день.
Мария слегка улыбнулась уголком губ: – Когда у меня украли восемь лет жизни. И квартиру. И отца моего ребёнка. И часть самой себя. – Она поправила воротник. – После этого я всегда ищу следы. Не верю словам. Только уликам.
Анна сжала губы. Она хотела спросить: А ты простила его? Но не решилась. В этот момент она поняла: Мария – это она сама, только лет на десять позже. Если не остановить всё сейчас.
Возвращаясь домой, Анна не вошла сразу в подъезд. Она стояла под козырьком, смотрела на старую стенгазету, где когда-то висела их общая фотография: «Лучшие жильцы месяца» – тогда он гордился, что их называли «образцовой семьёй». Соседи ещё долго обсуждали их свадьбу – большая, красивая, белое платье и его рука на её талии.
Теперь она смотрела на эту выцветшую бумагу – он всё ещё там, на фото. Улыбается чужим людям. Той улыбки больше нет.