Виктор уже стоял у открытой двери, придерживая её для меня. Я подошла. Он хотел что-то сказать – это было видно. Он даже чуть приподнял руку, как будто собирался коснуться моего плеча, как раньше – чтобы остановить, успокоить, вернуть меня в его мир.
Мы поднялись на второй этаж. Шаги глухо отдавались по лестнице, как будто даже дом понимал, что в эту ночь тишина важнее слов. Алекс остался внизу, на кухне, обещав заварить чай. Я шла впереди, всё ещё в вечернем платье, с пальто Виктора на плечах – тяжёлым, пропитанным его запахом: мята, дым, холодная решимость.
Виктор шёл за мной. Не торопясь. Я слышала его дыхание. Слишком ровное. Слишком контролируемое, чтобы быть настоящим.
Я подошла к двери своей комнаты. Остановилась. Он тоже остановился.
– Влада… – тихо произнёс он.
Я не обернулась. Не двинулась. Только стояла, глядя вглубь тёмной комнаты, будто там, за порогом, пряталась хоть какая-то опора.
Он хотел продолжить. Я чувствовала – вот-вот скажет. Что-то важное. Что-то, что может сдвинуть глыбу между нами. Но я резко захлопнула дверь. Прямо перед его лицом. Без слов. Без взгляда. Без разрешения на “ещё хотя бы одно”.
Он остался снаружи. А я – внутри. С гулкой пустотой в груди и ладонью, всё ещё сжимающей ручку двери. По ту сторону – тишина. Он не постучал. Не позвал. Не уговаривал. И я поняла: он услышал. Понял, что всё сказанное за вечер – это не просто ссора. Это граница. Он больше не моя тень. А я не его молчание.
Я опустилась на кровать, сбросив с плеч пальто. Оно соскользнуло, как оболочка, которую я наконец решилась снять. И осталась одна. В своей комнате. В своей боли. В своей свободе.
Когда Виктор ушел, тишина внутри дома стала звенящей. Такая, от которой устают даже стены. Я слышала, как Алекс поднялся наверх – медленно, не как обычно, без лёгких реплик и коротких фраз. Он прошёл мимо моей двери…
Остановился на секунду. Я знала – он чувствовал, что происходит за этой стеной. Но он не постучал. Он уважал моё молчание.
Я прижалась лбом к двери, и сквозь неё, как через тонкое стекло, услышала, как в соседней комнате щёлкнула ручка. Алекс ушёл к себе.
Он тоже молчал. Но я чувствовала: ему сейчас не легче, чем мне.
Там, в своей комнате, он, наверное, всё ещё держался. Привычка. Сила. Молчание – как броня. Но я знала: внутри у него тоже всё болит.