Оскалившись и скрипнув зубами от гнева, мужчина начал медленно, но всё быстрее и быстрее складывать цепочку ручных печатей. За использование чар тахума, которые сейчас готовил, позже он должен будет заплатить серьёзную цену, но до того момента ещё нужно дожить, а ситуация сейчас уже складывалась далеко не в его пользу.
Ещё мальчиком он часто задавался вопросом, почему большая часть сильнейших умений их родного тахума считается ограниченной к использованию и завязана на частичном саморазрушении собственного тела. Его отец тогда, посмеиваясь, объяснял, что именно это делает их, Авшалумовых, столь великими воинами на поле боя. Ведь когда знаешь, что за «силу» нужно будет чем-то платить, у тебя не возникнет даже мысли о том, чтобы упустить хоть какие-то основы, и только так настоящий Авшалумов из малого становится великим.
Ребёнком, он тогда не понимал как мудрости этих слов, так и того, почему вообще его предки, в отличие от многих других тахумов, сознательно пошли именно по такому пути, как использование кланового эго и накопление доступных только их родственникам знаний. Не понимал, но упорно тренировался, чтобы быть лучшим в том, что не требовало от него каких-либо жертв, втайне завидуя другим детям из их Тайного Аула, которые никогда не были и не будут скованны подобными ограничениями.
Себя в итоге Рамазан Авшалумов, видя достижения сверстников из других тахумов, считал крепким середнячком. Не слабаком, но и не лучшим сахииром не только в тахуме, но и во всём ауле. И вот сейчас, закончив цепочку печатей и рявкнув слова активации древних чар, он резко вонзил покрывшуюся тёмно-синим сиянием руку прямо в землю перед собой.
Всё его тело на мгновение засветилось серебристым сиянием эго, а затем он почувствовал огромный избыток хлынувшей в него извне живицы, которая тут же вылилась наружу, вспыхнув облаком сизого дыма. Когда тот развеялся, Рамазан увидел, что его кожа стала синей с разноцветными пятнами переливов. Боль от многочисленных ударов о землю и ран на спине мгновенно ушла, и на смену ей явилось ощущение разлившейся по телу силы. А в следующее мгновение его ладонь, всё ещё находившаяся под землёй, сомкнулась на чём-то продолговатом, и он, ухватившись, потянул это на себя.
Не обращая внимания на вдруг забеспокоившееся чудовище, мужчина медленно вытаскивал из ставшего похожим на густую грязь грунта созданный его чарами огромный кривой двуручный ятаган с совершенно нереалистично массивным чёрным лезвием, названный его предками «Клыком Шахдага». По клинку, то и дело с треском перекидываясь на землю и его тело, ползали извилистые багровые молнии, и под ними лезвие прямо на глазах покрывалось сетью истекающих раскалённым металлом трещин.