Женщина в зеркале подняла руку. Ее пальцы коснулись стекла с той стороны, и на поверхности появились тонкие трещинки, расходящиеся, как паутина.
"Нет!" – художник бросился вперед, но Агниш удержал его за плечо.
"Она не здесь," – тихо сказал он. – "Это прощание."
Женщина улыбнулась. Ее губы шевельнулись, произнося слова, которые не было слышно. Затем она прижала ладонь к стеклу – по-настоящему, всей силой своей любви.
Раздался хрустальный звон. Зеркало рассыпалось на тысячи осколков, но вместо того, чтобы упасть, они повисли в воздухе, сверкая в лучах синего пламени. На последнем оставшемся целым кусочке стекла четко отпечатался угольный след ее ладони – каждый изгиб, каждую линию, даже маленькую родинку на запястье.
Художник подхватил этот осколок. Он был теплым, как живая кожа. Когда он прижал его к груди, по его лицу впервые за долгие месяцы потекли настоящие, живые слезы.
Агниш наблюдал, как синее пламя в камине медленно угасает, выполнив свое предназначение. В последних всполохах огня он увидел, как женщина в зеркале машет рукой на прощание, а затем превращается в дымку и растворяется в воздухе, унося с собой черную тьму, что так долго жила в этом доме.
На мольберте незаконченный портрет вдруг обрел завершенность – краски сами собой сложились в знакомые черты. Это было не идеальное изображение, не фотографическая точность. Это было чувство, запечатленное в мазках, любовь, переданная через цвет и свет.
"Теперь ты видишь?" – спросил Агниш, но художник уже не слушал. Он стоял перед портретом с осколком зеркала в руке, и в его глазах снова горел тот самый огонь, что когда-то заставлял его творить.
За окном ночь сменилась рассветом. Первые лучи солнца пробились сквозь ставни, упав на чистый холст, что стоял в углу. На нем уже не было пыли.
Агниш понял, что его работа здесь закончена. Он повернулся к камину, где теперь весело потрескивали обычные, земные огни. Один шаг – и он растворился в пламени, оставив после себя лишь легкий запах жасмина и теплый пепел, кружащийся в лучах утреннего солнца.
В доме, где так долго жила тьма, наконец снова стало светло.