Каждый образ был живым, дышащим. Можно было услышать ее смех, почувствовать тепло ее руки, вдохнуть запах ее духов – жасмин с ноткой лимона. Художник протянул руку к пламени, но образы рассыпались искрами при прикосновении.
"Это не картины," сказал Агниш. Его глаза отражали танцующие огни. "Это то, что уже навсегда запечатлено в огне. Никто не может это уничтожить. Даже ты."
Художник упал на колени перед камином. Его плечи тряслись, но слез не было – он, кажется, выплакал их все за эти месяцы. "Я не могу больше помнить ее лицо," признался он. "Каждое утро я просыпаюсь, и оно ускользает от меня, как дым."
Агниш положил руку ему на плечо. "Ты пытаешься удержать ее в зеркалах. Но мертвые не принадлежат отражениям." Он указал на синее пламя. "Они живут здесь. В огне, который никогда не гаснет."
В этот момент в комнате раздался треск. Одно из зеркал на стене лопнуло, и черная субстанция начала вытекать из трещины, как густая смола. Художник в ужасе отпрянул. "Оно возвращается!"
Агниш встал между ним и зеркалом. Его знак вспыхнул ярче, чем ever. "Ты должен выбрать," сказал он. "Зеркала, которые крадут твои воспоминания… или огонь, который сохраняет их навсегда."
В воздухе запахло грозой и жасмином. Где-то в глубине дома часы пробили полночь, хотя за окном еще светило солнце. Художник посмотрел на свои руки – они снова были чистыми, без следов краски. Как в тот день, когда он впервые взял ее за руку.
В углу мастерской, затянутой сизым дымом от синего пламени, одно зеркало еще не разбилось. Оно было меньше других – овальное, в потертой серебряной оправе, висевшее над старым комодом, где хранились тюбики с красками.
Агниш почувствовал, как дрогнул воздух. Он повернул голову и увидел, как художник медленно поднимается с колен, его глаза прикованы к тому самому зеркалу. В нем больше не было черной пустоты.
"Подойди," – сказал Агниш, но мужчина уже шел, спотыкаясь, как сомнамбула. Его руки протянулись вперед, пальцы дрожали.
В зеркале, сквозь пелену времени, стояла она. Не призрак, не воспоминание – живая, настоящая. Капельки дождя сверкали в ее волосах, как тогда, в их первый день. На губах играла та самая улыбка, которую он так отчаянно пытался запечатлеть на всех портретах и никак не мог ухватить.
"Моя любовь…" – прошептал художник. Его голос звучал так, будто он снова стал тем двадцатилетним юношей, который только что встретил свою судьбу.