– Щас как дам больно! Вот еще, вздумал – вставлять свое куда попало!
– И правильно, – тут же согласился Колян. – Своим лучше так любоваться. Без рамки. А этого… – Он поглядел на картину и скривился. – Чтобы и ноги в нашем доме не было!
– Ног тут и нет, – напомнила я.
– Чтобы ни… ничего чтобы не было! У нас ребенок, сын, мы должны ограждать его от тлетворного влияния.
– Ладно, тогда отнесем картину Васе Кружкину, – придумала я. – Он художник, ему к такому не привыкать. Он сам на кого хочешь окажет тлетворное влияние. Хотя вообще-то ты излишне драматизируешь. Это же не порнография какая-нибудь, просто обнаженная натура.
– Так и пойдем по улице – с обнаженной натурой в руках? И в метро поедем? – усомнился супруг.
Я представила, как мы спускаемся на эскалаторе: впереди я с картиной в обрамлении шарфа, за мной Колян и еще целая вереница людей – натуральная пародия на крестный ход, и предложила:
– У тебя куртка достаточно широкая и длинная, спрячь полотно под нее.
– С ума сошла?! Чтобы я это ню, блин, к себе прижимал?!
– Ладно, у меня тоже пальто широкое и длинное…
– Вообще уже?! Я тебе не позволю! При своем живом муже!
Свой живой муж решительно отобрал у меня чужую обнаженную натуру.
– Момент. – Он огляделся, победно воскликнул: – О! – и забежал в ближайший сувенирный магазин.
Я осталась на улице, у крыльца, образовав гармоничную пару с рекламной раскладной доской, на которой мелом было написано: «Тысяча мелочей на долгую память».
Мне не нужны были никакие памятные мелочи, я определенно чувствовала, что сегодняшний вечер и так не забуду.
«Хотя вот это конкретное ню не такая уж и мелочь», – справедливости ради отметил мой внутренний голос.
Это навело меня на мысль, что срисовано-то данное ню, вероятно, не с китайца. Они же не очень крупные – и вообще, и, я полагаю, в деталях…
Тут свет в окне сувенирной лавки заметно померк, потому что к стеклу изнутри притиснулись сразу две физиономии, а из двери как раз вышел мой муж с большим плоским пакетом из оберточной бумаги в крупный горох… А, нет, это были сердечки. Красные, как щеки Коляна.
Я безмолвно подняла брови.
– Другой бумаги не было, – сердито буркнул он, подхватил меня свободной рукой и потащил прочь, мимоходом недовольно глянув на затемненное головами зрителей окно сувенирной лавки. – Ишь, уставились! Можно подумать, никогда обнаженной натуры не видели. А еще жители культурной столицы! Тут по музеям этих ню – как грязи. Одним больше, одним меньше… Может, все же в мусорку его, а?