Но за маской профессионализма всё ещё жила женщина, не простившая себе одно роковое утро. Женщина, которая каждую ночь слышала эхо голоса, навсегда замолкшего в этом мире.
Лера не была сломлена. Но и целой себя назвать не могла. В её душе зияла трещина, которую она тщетно пыталась залатать.
И именно тогда, когда ей казалось, что она научилась жить с этим хаосом, в её жизни появился новый пациент.
Андрей.
С виду – обычный мужчина. Один из многих. Переживший болезненный развод. Надломленный, но держащийся из последних сил. Но в его глазах было нечто такое, от чего внутри Леры болезненно дрогнуло. Это был не просто очередной пациент. Это было зеркало. Отголосок её собственной, невысказанной боли. Человек, в чьей тишине звучала трагедия, которую она знала наизусть.
Она не могла даже представить, как эта встреча перевернёт её жизнь. Не догадывалась, что их терапевтические беседы перерастут в нечто большее. Что их души, двигавшиеся по параллельным рельсам, однажды столкнутся на перекрёстке судьбы.
И начнётся история, которую никто из них не мог предвидеть. История, написанная слезами, надеждой – и исцеляющей силой любви.
Андрей пришёл к Лере по рекомендации коллеги. Запись затерялась между двумя изматывающими сессиями, выжимавшими из неё остатки сил. Она скользнула взглядом по анкете: имя, возраст, сухая ремарка – «развод, эмоциональная лабильность». Банальность. Тысячи таких историй – словно штампы на пожелтевшей бумаге жизни.
Но когда он переступил порог, Лера нутром ощутила: это будет не просто визит к врачу.
Он возвышался над ней, как древний дуб над хрупкой травинкой. Одет в простую броню – тёмные джинсы и свитер, протёртый на локтях, будто от долгих молитв о былом. В его походке звучала не телесная усталость – душевная, тягучая, как ил, оседающий на дне колодца.
Он присел на краешек кресла, будто боялся пустить корни. Взгляд блуждал: сперва зацепился за окно, затем, нехотя, опустился на неё. Томительная пауза. Глубокий вдох – как будто выдавливал из себя остатки надежды. И всё.
Лера взглянула внимательнее. Лицо – ничем не примечательное, словно холст, на котором ещё не написана картина судьбы. Но глаза… В них плескалось нечто – глухой зов, будто эхо из старого колодца. Не просто боль – беззвучная мольба о сочувствии. И страх разоблачения. Как когда-то у неё самой.