Пятнадцать лет он совершенствовал это искусство существования без жизни, превратив свою квартиру в кокон, где время текло медленно и предсказуемо. Утром – душ точно в семь тридцать, завтрак из овсяной каши и зеленого чая, дорога на работу одним и тем же маршрутом. Вечером – возвращение домой, разогретый ужин, чтение до десяти, сон. Никаких отклонений, никаких сюрпризов, никого, кто мог бы нарушить этот хрупкий баланс между болью и покоем.
Телефонный звонок разрезал тишину квартиры, как скальпель разрезает кожу – резко, неожиданно, обнажая то, что должно было остаться скрытым. Андрей вздрогнул, уронив книгу, которую читал, не вникая в смысл слов. Аппарат продолжал настойчиво трезвонить, требуя внимания, нарушая священную тишину его убежища.
«Алло?» – голос прозвучал хрипло, неуверенно, как у человека, разучившегося говорить.
«Это Андрей Викторович?» – женский голос на том конце провода звучал официально, безэмоционально, как голос диктора, зачитывающего сводку погоды.
«Да, это я.»
«Звоню из районного отделения полиции. У нас есть информация, которая может вас касаться. Речь идет о Викторе Николаевиче Петрове, который числился пропавшим без вести с две тысячи десятого года.»
Андрей почувствовал, как мир вокруг него начинает медленно рушиться, словно дом из карт, который кто-то случайно задел плечом. Дядя Витя. Пятнадцать лет назад он просто исчез, растворился в воздухе, оставив только вопросы без ответов и рану в душе племянника, которая так и не зажила.
«Что… что с ним?» – слова давались с трудом, горло словно сжималось невидимой рукой.
«Его останки были обнаружены на территории садового товарищества „Ромашка“. Нам необходимо, чтобы вы приехали для опознания. Когда вы сможете подъехать?»
Андрей опустился в кресло, ноги больше не держали. В руках дрожала трубка, а перед глазами всплывали картины давно минувшего лета – дядя Витя с удочкой в руках, его добрые глаза, морщинки смеха в уголках, запах табака и рыбы, который всегда окружал этого человека, ставшего для замкнутого мальчика единственным проводником в мир взрослых.
«Я… я приеду завтра утром,» – выдавил из себя Андрей.
После того как трубка легла на рычаг, квартира показалась ему еще более мертвой, чем обычно. Он медленно поднялся и подошел к письменному столу, где в рамке стояла единственная фотография в этом стерильном пространстве. На снимке улыбающийся мужчина средних лет держал на плечах худощавого мальчика лет десяти. Оба смотрели в объектив с таким счастьем, что от фотографии веяло теплом даже спустя четверть века.