Андрей провел пальцем по стеклу, очерчивая лицо дяди. Виктор Николаевич был братом его покойной матери, но стал гораздо больше, чем просто родственником. Когда родители погибли в автокатастрофе, именно дядя Витя забрал осиротевшего мальчика к себе в «Ромашку» на все лето. Он не пытался заменить отца, не читал нравоучений, не заставлял «быть мужчиной». Он просто был рядом – терпеливо учил забрасывать удочку, показывал, где растут лучшие грибы, рассказывал о соседях по дачному товариществу так, словно каждый из них был героем увлекательной книги.
«Видишь, Андрюшка, вон там живет баба Клава,» – говорил дядя, указывая на покосившийся домик за высоким забором. «Она держит трех котов и каждое утро ровно в шесть варит им геркулес. А если кто из соседских котов заглянет на огонек, она и его накормит. Говорит, что коты чувствуют добрых людей.»
Или: «А вон там, в доме с красной крышей, живет дедушка Семен. Он всю войну прошел связистом, а теперь выращивает такие помидоры, что на всю округу славится. Секрет у него особый – каждому кусту отдельную песенку напевает.»
Дядя Витя умел находить в каждом человеке что-то хорошее, интересное, достойное внимания. Он никогда не жаловался на соседей, не сплетничал, не участвовал в дачных интригах. «Ромашка» для него была раем на земле, местом, где люди должны жить в мире и согласии, помогая друг другу.
Андрей помнил, как дядя читал ему на ночь, как они вместе рыбачили в маленьком пруду за территорией товарищества, как собирали ягоды в лесу. Виктор Николаевич был единственным человеком, который принимал молчаливость мальчика как данность, не пытался «расшевелить» или «развеселить». Он просто шел рядом, и этого было достаточно.
А потом дядя исчез. Андрей приехал в «Ромашку» на летние каникулы и не застал его дома. Соседи говорили разное – кто-то видел его неделю назад, кто-то утверждал, что он уехал к дальним родственникам, кто-то предполагал, что он решил переехать в город. Но дядя Витя никогда бы не уехал, не предупредив. Он никогда бы не бросил свой сад, свой дом, своих соседей.
Андрей тогда был слишком молод и растерян, чтобы что-то предпринять. Его забрали дальние родственники, которые были добры, но чужды. А потом началась взрослая жизнь, учеба, работа, и постепенно он научился не думать о дяде Вите, заталкивать боль куда-то глубоко внутрь, где она превратилась в тяжелый узел, который он носил в груди все эти годы.