Шмидт перевел Ивановой его слова.
– Я вам все сказала!.. – выговорила прикованная девушка дрожащим то ли от смертного волнения, то ли уже от холода голосом.
– Как только вы назовете имена людей, пославших вас к Очерету и давших вам записку, вас отведут обратно в камеру, – сказал Тим. – И тогда мы с вами будем разговаривать дальше.
Шмидт перевел.
– Я все… сказала… – проговорила Иванова.
Тим шагнул от нее в сторону и приказал хипо:
– Ведите мальчишку!
– Мальчонку тащите! – сказал Мышонок двоим подручным. Те снова зашагали через площадку двора в сторону арестантского корпуса.
Иванова и Очерет сидели, обнаженные, на подогнутых ногах друг против друга, прикованные наручниками к одному металлическому столбу, дрожа под холодным ветром. Одежда их валялась, покачиваясь на ветру, на асфальте. Скованные на запястьях руки их невольно соприкасались. Когда Тим со Шмидтом и хипо отступили несколько в стороны, они вдруг взяли друг друга за кисти рук и тихо обменялись какими-то словами. Что они говорили? Передавали какие-то секреты? Просто поддерживали друг друга в час такой, возможно, кончины? Тим заметил мелькнувшую на секунду улыбку на обращенном к столбу и частично прикрытом растрепанными ветром волосами лице девушки. Но это была не улыбка радости или удовлетворения: она скорее выражала печально-мрачную иронию. Тим предположил, что перед ожидаемой смертью молодые люди подшучивали над собственным весьма неловким и нелепым видом в данный момент, который, будь это сцена из комического кино, вызвал бы у зрителей смех. Однако здесь было не кино, и смеяться было не над чем: были мерзкие военно-полицейские будни, когда Тиму уже в бессчетный раз приходилось глушить в себе чувство не сострадания, конечно, к коммунистическим пособникам, а скорее крайне неприятной отдачи чужих страданий в собственной психике. Тим подумал, являются ли люди с чистым арийским генотипом столь совершенными, чтобы без всяких неприятных чувств уничтожать и подвергать необходимым физическим воздействиям врагов расы и Нации? Наступит ли время, когда в результате расово здоровых браков из поколения в поколение слепота инстинктов полностью отпустит арийцев, и все чувства их будут проявляться только вовремя и к месту?
Тиму пришлось достать из кармана шинели носовой платок: от долгого стояния на холодном ветру начал течь нос. Сломит ли все-таки холод этих комсомольцев? Или они в самом деле умрут здесь либо закоченеют до такого состояния, что не смогут ничего говорить? Как быстро холод сделает свое дело? У Тима было много работы в полицейском управлении. А ждать придется до конца: если он составит отчет о невозможности добиться показаний от этих подследственных в короткие сроки, в то время как они, может быть, и способны все же в конце поддаться, это, во-первых, будет недобросовестно, во-вторых, плохо скажется на репутации ростовской ГФП.