Он: «Стены! Да! Особенно в ТЦ. Агрессивная акустика».
Я: «Кассы самообслуживания – единственное спасение».
Он: «О, да! Герои нашего времени. Роботы-интроверты».
Мы не льем душу. Не делимся глубокими травмами. Просто… киваем друг другу через эту цифровую пропасть. «Да, я вижу твою трещину. У меня такая же». «Да, я знаю, как режет свет после темноты». «Да, капюшон – не прихоть, а necessity».
Он не так не доверяет людям? Возможно. Он написал первым пост. Он ответил. Но в его словах – та же осторожная оглядка. Он не лезет в личные сообщения. Не спрашивает «где учишься» или «как выглядишь». Не требует фото. Он просто… есть. На другом конце этой трещины. Со своей болью, похожей на мою. Со своим способом выживать – через код, через музыку, через молчаливое понимание, что мир слишком громкий.
Я смотрю на время в углу экрана. 03:17. За окном – ни звука. В комнате – только мерцание монитора и тиканье старых часов. Но внутри… тишина. Не пугающая вакуумная тишина. А тишина понимания. Тишина после того, как тебя услышали. Не перебивая. Не давая советов. Не говоря «возьми себя в руки». Просто – услышали. И кивнули: «Да, и у меня так».
Я не одна. Оказывается, вообще не одна. Есть хотя бы один Макс. 19 лет. Программист. С трещиной, через которую сочится шум мира. И его существование где-то там, в этой виртуальной вселенной, делает мою реальную трещину… не такой уж одинокой. Не такой уж моей личной аномалией.
Я не удаляю переписку. Не выхожу из аккаунта. Просто сворачиваю окно. Экран гаснет. В комнате – темнота. Но она уже не кажется такой враждебной. Где-то там, за сотни километров, сидит такой же ночной наблюдатель. Смотрит в свой экран. И, может быть, тоже чувствует этот странный, хрупкий мостик через общую трещину. Пока – только из слов. Пока – только в сети. Но… это что-то. Больше, чем было вчера.
17 июня. Пятница. 13:07.
Голова – ватная, тяжелая. Мысли плывут медленно, как в густом сиропе. Из-за таблеток спала слишком много. Эти маленькие белые кружочки, которые мама аккуратно кладет на край тумбочки вечером («От тревоги, доченька, чтобы лучше спалось»), действуют как снотворное для души. Просыпаешься разбитой. Пустой. Словно вывернутой наизнанку и оставленной сушиться на ветру.
Солнце лезет в щель между шторами назойливо, полосами пыльного света. Я лежу, уставившись в потолок. В ушах – тихий звон после долгой тишины. Тело одеревенелое, непослушное.