Лион боготворил свою жену, и мысль о разлуке с ней была невыносима, даже несмотря на то, что годы шли, а наследник все не появлялся. Он оберегал её как драгоценность, словно королеву, купая в роскоши, которую позволяло его огромное состояние: от блистательных ювелирных украшений, способных ослепить одним своим видом, до изысканных, редчайших духов, за которыми, казалось, приходилось снаряжать чуть ли не экспедицию во Францию! Он готов был на всё, лишь бы увидеть улыбку на её прекрасном лице.
Господин Лион был наделен редким даром – музыкальностью, пронизывавшей его существо. Этот дар питал его страсть: он сам творил мелодии, а старый рояль, унаследованный от прадеда, становился голосом его души. В доме Лиона звучала музыка, собирая всех, кто жаждал прикоснуться к своей мечте. Старожилы говорили о нём с придыханием: «Талант! Он настоящий талант!»
Лион связал себя узами брака поздно, в сорок лет, избрав в спутницы жизни двадцатисемилетнюю девушку. Он, словно изваянный античным скульптором, – статный, плечистый, с прямым носом и крепким телосложением – являл собой образец мужской красоты. Анастасия Орлова же не ослепляла красотой, но пленила редким обаянием и изысканностью манер. В ней чувствовалась аристократическая натура и нескрываемая гордость за свои корни. Хрупкая, большеглазая, с милым вздернутым носиком и густыми, цвета воронова крыла, волосами, она казалась воплощением неземной нежности.
Один из почивших ныне соседей, работая садовником в их поместье, вспоминал, как видел её во дворе:
– Ангел, – говаривал старик, – с кудрями чернее самой ночи и кожей белее первого снега.
За спиной у четы шептались несостоявшиеся соседи, плетя паутину небылиц. Слуги же, напротив, души не чаяли в господах, пресекая на корню любые сплетни, оберегая слух Лиона от пересудов. Впрочем, он и сам был осведомлен о недобрых языках и тщательно отмерял тепло своего дома, допуская к рабочим делам и планам на будущее лишь избранных. Завистников и недоброжелателей хватало с избытком. Что же до родных, кроме дядюшки, бесследно исчезнувшего после смерти своего брата, которого Лион с мучительной неохотой ненавидел, – о них и вспоминать не хотелось.
Я стояла, заворожённая, под прицелом украдкой брошенных взглядов, и не могла отвести глаз от дома. Небо, исцелованное дождём, медленно расцветало лазурью. Тучи, словно призрачные киты, сонно дрейфовали к горизонту, унося с собой последние тени тьмы, уступая место светлой весенней неге.