Герман чувствовал, что поступил верно, и мгла сомнений медленно рассеивалась в его сознании. Он осознавал, что страх способен погубить его жизнь, и, дабы не навлечь беду, поклялся обуздать свою ярость.
Но они глубоко заблуждались, ведь рядом была я, невидимым свидетелем. Словно очнувшись от кошмара, я быстрыми шагами удалилась из коридора, подхваченная вихрем внезапного озарения и ужаса. В комнате Сания увидела меня «спящей»… но как такое могло произойти, эта тайна ещё будет раскрыта!
– Что за невообразимое творится вокруг?! Кого они так страшатся, перед кем пресмыкаются в немом ужасе? И почему дом Лионов, всеми забытый и заброшенный, внушает им столь животный страх? – мысли вихрем носились в моей голове, словно осенние листья, гонимые безжалостным ветром.
Шелест шагов угас, и воцарилась зловещая тишина. Ни единого звука, ни робкого щебета птиц, ни сварливого перешептывания старушек, ни звонкого детского смеха, лишь давящая, всепоглощающая тишина, словно саван, наброшенный на мир.
Возможность спуститься на первый этаж и узнать, сделали ли родители хоть шаг навстречу примирению или продолжают хранить угрюмое молчание, дуясь друг на друга, так и не представилась.
Время тянулось мучительно медленно, словно пружина, а звать меня так никто не спешил. Мысль о том, что я теряю рассудок, пугала до дрожи, но нежный образ бельчонка, ютившегося в уютном дупле старого дерева, возможно, вспоминающего также меня, на миг возвращал утраченное душевное равновесие.
«Чей это голос? Кому он принадлежит? Что здесь происходит? И почему все вокруг словно одержимы злобой и подозрительностью?» – терзалась я, словно птица, попавшая в сети.
В самой глубине души, словно ядовитый цветок, расцветало отчаянное стремление к немедленным ответам, иначе безумие представлялось единственным избавлением. Ведь влачить существование в одиночестве, терзаясь неопределенностью, стало невыносимой пыткой.
Весна вступила в свои права, разливая тепло, словно золотой нектар, над миром. Незримая стая птиц кружила в небе, а лёгкий ветерок, словно шёлковый платок, ласкал щёки. Дышать становилось легче, и я ощущала некое единство с природой, пробуждающейся от зимней дрёмы с неукротимой силой.
Но события последних дней отравляли всё вокруг, не даря ни капли покоя. Сама жизнь требовала перемен, словно это было крайне необходимо. От малейшего чужого звука по коже пробегали мурашки, а навязчивое желание пройти мимо дома Лионов въелось в моё сознание, словно Прометей, навечно прикованный к скале мучительных воспоминаний. Лишь осознание скорой возможности исполнения этого желания приносило слабое утешение.