Он чувствовал на себе невидимый взгляд системы. Знания, добытые ценой крови, теперь висели на нем гирей. Он был мишенью. Данные из «Дельты» были смертельно опасны не только для них. Они были опасны для самого существования «рая» элиты. И теперь боги, через своих механических псов, начали настоящую охоту. Охоту на Тень Сектора 4. И Бригс знал: это только начало. Они не остановятся, пока не вернут секрет или не уничтожат всех, кто к нему прикоснулся. Его путь теперь лежал через ад. Но он нес в руках факел, способный спалить этот ад дотла. Или умереть, пытаясь.
Глава 11: Исповедь Старейшины
Солнце «Нового Эдема» – искусственное, идеально дозированное – светило в окна апартаментов Элис, но не грело. Оно лишь подчеркивало ледяной холод, въевшийся в ее кости с момента той встречи в библиотеке. Образы преследовали ее, как навязчивые голограммы: ледяные синие плоскости Оракула Ядра, равнодушное лицо дяди, произносящего «Подтверждаю», и – навязчивее всего – улыбка Артура Финча, теребящего цепочку часов. Она знала. Знала, что прямо сейчас, пока она сидела в своей безупречной гостиной, пытаясь заставить себя проглотить оптимизированный завтрак, где-то приводился в исполнение протокол «Тихий Отлив». Жизнь человека стиралась с игровой доски Алгоритмов с той же легкостью, с какой удаляют ошибочную строку кода.
Ее собственный Оракул, материализовавшись утром, мягко заметил: «Элис, ваши биометрические показатели указывают на острый стресс. Уровень кортизола критически повышен. Рекомендован немедленный сеанс нейро-коррекции интенсивности „Гамма“ и изоляция от внешних раздражителей на 24 часа».
«Нет», – сказала она. Тихо, но четко. Впервые отказ прозвучал не как колебание, а как решение. Оракул промолчал секунду, его изящная голограмма слегка мерцала. «Отказ от рекомендованной коррекции повышает риск долгосрочного эмоционального дисбаланса и снижения прогнозируемости на 8,3%. Это не оптимально, Элис».
«Я знаю», – ответила она, глядя не на голограмму, а в окно, на сияющие башни, которые теперь казались надгробиями. «Я все равно отказываюсь».
Оракул не настаивал. Он просто растворился, оставив после себя ощущение настороженного наблюдения. Система зафиксировала отклонение. Элис это чувствовала кожей. Но страх перед «коррекцией» сейчас был сильнее страха перед последствиями отказа. Мысль о том, что ее мысли, ее ужас, ее отвращение могут быть «скорректированы» до удобного для Системы состояния, вызывала физическую тошноту. Она не хотела забыть. Не хотела успокоиться. Она хотела понимать.