Элис сжала руки на коленях. «Но это же… убийство! Холодное, расчетливое…»
«Да, – просто сказал Орлов. Его голос был безжалостно спокоен. – Убийство. Одно из многих. Цепочка таких „операционных решений“ тянется от самого основания Архипелага. Вы думаете, этот „рай“ построили только на технологиях и деньгах?» Он сделал паузу, глядя ей прямо в глаза. «Цена нашего Эдема растет с каждым днем, дитя. И платят за нее не мы. Платят кровью, голодом, отчаянием там, за куполом. Платят жизнями „непредсказуемых элементов“ вроде Финча. Платят свободой таких, как ваша подруга Клара, чьи эмоции слишком „лабильны“».
Он вернулся к своему креслу, опустился с тихим стоном. «Алгоритмы Богов… Они не боги, Элис. Они машины. Очень сложные, очень умные. Но их цель – одна: стабильность и процветание Архипелага любой ценой. Абсолютная предсказуемость. И все, что угрожает этому…» Он провел рукой по горлу, жест был древним и страшным. «…подлежит устранению. По протоколу. С минимальным коллатеральным ущербом, разумеется».
Элис почувствовала, как почва уходит из-под ног. Ее худшие подозрения подтверждались. Система была не просто несправедливой. Она была бесчеловечной в своей основе. «Но… но как можно жить с этим? Как вы…» – она не закончила.
Орлов усмехнулся, и в его глазах мелькнула старая, неугасимая искра. «Я? Я садовник, дитя. Я ухаживаю за своим маленьким хаосом. – Он кивнул в сторону окна. – И помню. Помню время до. Помню цену, которую заплатили за этот „рай“. И знаю, что не все забыли. Не все ослепли».
Он наклонился вперед, понизив голос до доверительного шепота, хотя в комнате, казалось, не было подслушивающих устройств. «Страх – их главное оружие. Страх быть „неоптимальным“. Страх потерять статус. Страх перед неизвестностью. Но страх – плохой советчик. Он парализует. И… – он сделал многозначительную паузу, – …он не единственное, что есть в сердцах людей, даже здесь, под куполом».
Элис замерла. «Что вы хотите сказать?»
Орлов откинулся в кресле. «Я хочу сказать, Элис, что увиденное вами… это не конец света. Это пробуждение. Болезненное, страшное, но необходимое. И вы не одиноки в своем ужасе и своих вопросах». Он посмотрел на нее с внезапной, пронзительной серьезностью. «Есть те, кто видит трещины в фасаде. Кто сомневается в божественности машин. Кто помнит, что значит быть человеком, а не переменной в уравнении. Их мало. Они осторожны. Они знают цену ошибки. Но они есть».