Зачем его отправили сюда, и почему он уцелел, Нигаэль понять не мог, во всяком случае, до поры до времени. В Чертоге ему не раз доводилось слышать, что ничего просто так не случается, следовательно, и это событие должно иметь последствия, главное заметить и понять. Вот только какие последствия? И удастся ли ему вообще это выяснить? Ведь кто знает, вдруг плоды сего витка жизни собирать будут демоны.
Он снова двинулся, ощущая, как силы возвращаются к нему с каждой минутой. Не так просто одолеть избранника Круга двадцати, и не всякая магия сможет его сломить. Второй шаг дался легче, хотя Трион неясно себе представлял, куда он пойдет и зачем. В Адарсахе ко всему прочему существовали и свои странные законы, расходящиеся с миром живых. Так, например, тут отсутствовало космическое пространство, как бы сложно ни было это вообразить. Поскольку отражалось в Зеркале только то, что имеет хоть какую-то плотность, то пустоты бесконечного пространства попросту тут не существовали. Одна необъятная пустошь, бескрайнее кладбище размером с целую Вселенную тянулась до горизонта, разворачиваясь, как рулон. Что же являло собой местное небо? Сложно сказать наверняка, некоторые мудрецы Золотого Града утверждали, что это некая иллюзия, под которой кроется другое отражение… Причем перемещение по «отражениям» и между ними так же выходили за пределы нормального понимания. Находясь на, скажем, Валаре, его обратной стороне, ты можешь вдруг оказаться посреди гниющих, смердящих лесов Шерикона просто пройдя сквозь врата склепа или арку моста, а то и вообще рощицу.
Вокруг не было никого, и от гнетущей тишины мысли переставали рождаться, а сознание начинало изменяться самопроизвольно. Это безмолвие могло свести с ума, но для высшего существа, для ангела, избранного Кругом двадцати, безумие – не угроза. Всмотревшись в серую пустыню, покрытую уродливыми руинами, словно выросшими из земли, Нигаэль заметил зеленые огни вроде костров, выделяющиеся над землей. Они достигали роста человека и внутри них действительно различались очертания фигуры с руками, ногами и головой. Их раскидало на почтительном расстоянии друг от друга, всего Избранный насчитал около четырех, хотя в смутном тумане, то наплывающем, то отступающем еще маячило нечто похожее.
Однако безжизненная картина начала быстро меняться – Спящий заметил чужое и нежелательное присутствие. Неожиданно все вокруг затряслось, не только земля, вообще все: и далекие полупрозрачные горы, будто не существующие в пустыне, а только иногда к ней «прилипающие», чтобы затем исчезнуть, и развалины, и «картонные» небеса. Голос из сотен склепов, звучащий при этом единым шумом, забормотал страшные и непонятные слова на языке столь древнем, что Нигаэль едва ли слышал пару предложений. Обычно с богами, демонами и даже мертвецами общались на языке Космоса, известном каждому высшему и, как ни странно, низшему созданию. Вот только низшие, глубоко нырнув в мир материи, позабыли его. Впрочем, фразы Танатоса не нуждались в переводе, повелитель Адарсаха негодовал, растревоженный сначала вторжением торторов, а теперь и явлением небожителя, столь чуждого в Царстве мертвых. Одними угрозами и тряской Спящий Лорд не ограничил своего гнева. Земля разошлась зияющими трещинами, раскалывающими пустошь глубокими порезами, из которых вместо крови била некромагия и ползли, словно муравьи, бесчисленные безобразные ее порождения. Разломы расширялись, проглатывая картинно рассыпающиеся высотки и склепы, из образовавшейся пропасти вытянулись две похожие на стрелы подъемного крана костяные руки, впившиеся когтями в твердый наст из пыли и праха. Затем вытянулись еще две, развернутые назад. Наконец они подняли из вихря зеленого пламени огромный череп, покоящийся на костяной «подушке», откуда эти руки и росли, как ножки краба.