Он открыл глаза.
Небо над головой было черным – не от ночи, а от дыма, стелющегося низко, как похоронный саван. Солнце едва пробивалось сквозь эту пелену, окрашивая все в грязно-багровые тона.
Агниш попытался подняться – тело ответило волной боли. Рука инстинктивно потянулась к животу, к тому месту, где был нож. Пальцы наткнулись на что-то липкое и жесткое – запекшуюся кровь, смешанную с пеплом, образовавшую странную корку.
Он перекатился на бок.
Перед ним лежала Кхарва.
То, что от нее осталось.
Дома превратились в черные скелеты – обгоревшие балки торчали из пепла, как ребра мертвого зверя. Там, где был колодец, зияла черная дыра, окруженная оплавленным камнем. На площади, где еще вчера дети играли в бабки, теперь лежали…
Агниш зажмурился.
Он не хотел видеть.
Но запах уже рассказал ему все.
Ветер шевелил пепел у его ног, обнажая обугленные остатки – детскую игрушку, глиняную чашку, металлическую пряжку от пояса старика Тенга. Каждый предмет кричал без слов, рассказывая свою последнюю историю.
Агниш подполз к тому месту, где была их хижина.
Пепел здесь был теплым, будто земля все еще не могла остыть от ярости огня. Его пальцы наткнулись на что-то твердое – нефритовая фигурка лошади, которую отец выменял на прошлогоднем торге. Теперь она была покрыта сажей, но цела.
Он сжал ее в кулаке, чувствуя, как слезы оставляют чистые дорожки на его грязном лице.
Внезапно знак на его ладони вспыхнул.
Не просто засветился – загорелся.
Настоящее пламя, живое и теплое, лизало кожу, но не обжигало. Оно пульсировало в такт его сердцебиению, будто пытаясь что-то сказать.
Агниш поднял голову.
Среди пепла, в самом центре деревни, стояла единственная не сгоревшая вещь – деревянная статуя деревенского божка, которую все считали уничтоженной еще в ночь его рождения.
Теперь она была черной от копоти, но целой.
И смотрела прямо на него.
Агниш встал, шатаясь. Каждый шаг поднимал облачко пепла, которое оседало на его окровавленную рубаху. Он шел к статуе, чувствуя, как пламя на его ладони разгорается все сильнее.
Когда он подошел вплотную, статуя треснула.
Из трещины хлынул свет.
Не огненный, а чистый, как горный ручей.
Агниш протянул руку…
И услышал голос.
Не статуи.
Не пламени.
Свой собственный, но какой-то другой – старше, мудрее, будто доносящийся из далекого будущего.