Весной всю мою комнату заливало золотым светом. В те дни бабушка выставляла перед подоконником огромную деревянную доску с новой рассадой. Я привставал на мыски и с любопытством рассматривал крохотные стебельки, поднимающиеся от черной земли к солнцу. «Не думал, не гадал он, никак не ожидал он», – пела радиола с того самого места, где когда-то стоял мой манеж.
Вот-вот настанет лето. Непременно пойдем с мамой в книжный магазин за новыми пластинками. И пока мы будем идти вдоль шоссе по другую его сторону, на фоне безоблачного неба проплывет четверка серых «Лебедей». Они такие огромные, что кажется, будто это не высотные дома, а что-то инопланетное. Подует легкий ветер, зашелестят машины, и думаться будет о книжке «Герусо хочет стать человеком», ведь там такие яркие картинки!
А в один прекрасный день дедушка откроет гараж и на морковном «Москвиче» повезет всех на свою малую родину – в деревню Дураково, которую часто называли и просто Дураковкой. И там у меня начнется еще одна новая жизнь.
***
На подъезде к деревне «Москвич» буксовал на проселке, а иногда и окончательно застревал. Дед раздраженно вздыхал, хлопал капотом и доставал из багажника железные цепи для колес. Помогало это мало. Бабушка взирала на эти действия с иронией, ей давно было ясно, что автомобиль можно вытащить только трактором. К счастью, синие «Беларуси» частенько проезжали через деревню, не слишком поспешая по таинственным колхозным делам.
Пока дед с бабушкой оставались на проселке дожидаться трактора, мы с мамой пешком брели до деревни. Вот вдалеке между желтыми пшеничными полями и голубым небом появлялись первые дома: бирюзовый – Зеленцовых, изумрудный – Чуркиных. В нашей деревне едва ли наберется больше двух десятков усадеб, но для меня это огромный мир, где за каждым деревом скрывается личная история, каждая скамейка согрета теплом десятка ушедших, а каждый живущий – неразгаданная тайна.
Нашей Дураковке около пятисот лет, но как здесь выглядела старинная русская жизнь, остается только догадываться: просыпались петухи, стучали топоры, из-за елового леса гудел перезвон древнего монастыря… Стоял ли здесь когда-нибудь барский дом с его тягучей атмосферой неизбывной обломовщины? Едва ли.
Ветер с полей давно разметал пепел революций, хотя всех местных и задело колхозными инициативами. Потом мрачной осенью севернее Дураковки процарапалась кроваво-серая линия – одна из трагического множества. Били орудия, стрекотали пулеметы, дедушке Лехи и Серого на большом пруду взрывом гранаты оторвало фаланги на ноге, когда тот потянулся к горе трупов за приглянувшимися немецкими сапогами. Пальцы пришлось по живому пилить ножовкой.